"Золушка". Фото Стаса Левшина

В этом сезоне в афише Михайловского театра можно увидеть фамилию Игоря Цвирко. Причем, если сначала было написано, что он - солист Национального театра оперы и балета Венгрии, то сейчас он опять значится солистом балета Большого театра. Вот совсем недавно он станцевал заглавную партию в балете «Спартак», недавней премьере Михайловского театра. Нам удалось расспросить о перипетиях его творческой судьбы самого Игоря.

- Начнем с детства. Как Вы попали в хореографическое училище. У Вас кто-то в семье занимался танцами?
И.Ц. - Это было решение родителей. Так как у меня семья была не особо обеспеченная, абсолютно среднего достатка, а меня нужно было чем-то занять, то меня сначала отправили в спортивную секцию города Одинцово, где мы жили. Там, увидев мои способности к танцу, предложили перейти в танцевальную секцию. Мне там очень понравилось. Мама рассказывала, что я всегда летел на занятия прямо как на крыльях. Так случилось, что в нашем доме девочка пыталась поступить в Московское хореографическое училище, и мама этой девочки рассказала, что в училище как раз объявляется набор моего года. И вот мы решили попробовать. И меня взяли! Целый год меня возили родители из Одинцово в Москву на Фрунзенскую набережную.

- Да, не близкий путь.
И.Ц. -Благодаря им, их упорству, я отзанимался на курсах, после чего меня приняли в Академию хореографии, где я проучился положенные восемь лет, пройдя все ступени.

- Несколько слов о Ваших учителях. Вас преподаватели выделяли, как говорится, ставили в центре палки?
И.Ц. - Не скажу, что прямо в центре палки. У нас никого особо не выделяли среди учащихся. Но я был одним из лучших. Понятно, что одним из первых был Артем Овчаренко.
Мне крупно повезло, у меня были замечательные учителя, к сожалению, их уже нет в живых. Я помню о них, не забываю, всегда отзываюсь о них с большой теплотой и благодарностью. В младших классах у нас была методист Надежда Вихарева. Она очень любила творчество Рудольфа Нуриева, переписывалась с ним. Она заложила во мне понимание танца, академическую базу, понятие дисциплины. Я навсегда запомнил ее слова, что нужно случать замечания, относящиеся и не к тебе, чтобы учесть их в работе. Это мне очень помогло в моем развитии. В старших классах мы перешли к Александру Ивановичу Бондаренко, одному из лучших педагогов нашего училища. Мы были его десятый юбилейный выпуск. Это был очень яркий класс. Это и Артем Овчаренко (ныне премьер Большого театра –прим.ред.), и Дима Загребин, поработавший и в Большом, и в Станиславского, и в Сан-Франциско, а сейчас в Швеции, Олег Рогачев, который сейчас премьер в театре Бордо.

- Широко известны в стране Вы стали после программы «Большой балет». А в Большом театре карьерный взлет произошел тоже после Вашего успеха в телепрограмме «Большой балет»?
И.Ц. – насчет узнавания не знаю. А в Большом театре успех пришел после того, как Пьер Лакотт выбрал меня на роль Марко Спада, а Сергей Юрьевич Филин, который в то время руководил балетом дал мне возможность выйти в этой партии. И, хотя Пьер Лакотт был за меня, все же решение принимает художественный руководитель, и спасибо Сергею Филину, что он выпустил меня, такого еще совсем молодого танцовщика, в столь сложной премьерской партии, которую доверил мне Пьер Лакотт.

- Как скоро после окончания училища и прихода в Большой Вы пришли к исполнению ведущих партий?
И.Ц. - Сейчас это происходит гораздо быстрее. А в то время было совсем не так. Так, по-настоящему крупную партию я станцевал на шестой-седьмой год работы в Большом. Сейчас у молодых все происходит гораздо быстрее. Когда я пришел в театр, в меня верили только единицы. Я прошел все стадии, поработал в кордебалете, перетанцевал все. Но у меня были педагоги, которые верили в меня. Потом появился самый главный педагог, мой нынешний наставник Александр Николаевич Ветров, который внушал мне, что из меня может что-то получиться. И мы упорно шли к своей цели. Я не могу судить, правильно или нет, что сейчас молодым доверяют спектакли гораздо раньше. У меня такой путь, у них другой. Но когда ты долго о чем-то мечтаешь и упорно идешь к своей цели и, когда ты наконец приходишь к ней, то это всегда ощутимей и ярче, чем, когда ты это получаешь в 19-20 лет. Когда ты танцуешь в сегидильи или тореадора, то не можешь представить, что когда-то выйдешь Базилем («Дон Кихот» - прим. ред.), или ходишь с копьем или соколом и не можешь представить, что будешь графом Альбертом («Жизель» - прим. ред.), то ценность этого спектакля для меня возрастает многократно. Мне даже жалко молодых, которые получают большие партии сразу, что они не могут ощутить эту жажду спектакля.

"Спартак". Фото: Стас Левшин

- А не было боязни растерять технику, ходя с копьем?
И.Ц. – Танцуя в основном народные танцы или гротесковые партии, я все равно ходил на классы, любил класс Михаила Лавровского, так что не забывал технику классического танца. Для меня было важно не потерять классическую основу. Мне хотелось «издеваться» над своим телом. Я не был никогда одаренным, талантливым от природы. Я всегда очень много работал. И работаю.

- Давайте вернемся к программе «Большой балет». Кроме славы, узнаваемости, что она вам еще что-то дала?
И.Ц. – Проект дал мне чувство уверенности в себе. Подготовить семь программ за столь короткое время, причем разных по стилю, по духу – это настоящая проверка на прочность! Здесь и современный танец, и классический. Так что ничего невозможного нет. А когда ты танцуешь только на глазах четырех членов жюри, то это довольно тяжело, потому что мы уже привыкли к зрителю, к аплодисментам, а этого ничего не было. Это было очень непросто. И также непросто было после выступления стоять и выслушивать замечания членов жюри. Иногда ты был с ними совсем не согласен и еле сдерживал себя, чтобы не возразить глубоко уважаемым людям. Хотя ответить было что.

- Но проект интересен еще и тем, что он дает возможность знакомиться с новой хореографией, часто специально поставленной на участников. А что из исполненного тогда вам особенно запомнилось?
И.Ц.- Нам выпал шанс исполнить как раз в последний съемочный день отрывок из балета THIN SKIN Марко Гекке.

- В Петербург этот балет привозил фестиваль DANCE OPEN в исполнении знаменитой труппы NDT в 1917 году.
И.Ц. - Это была моя первая работа этого хореографа. Я раньше не знал о нем. Когда я впервые увидел ее, то сказал себе: «Вау! Это здорово!» И до сих пор я с огромным наслаждением вспоминаю процесс наших репетиций ее. Это было классно! Когда ты танцуешь что-то новое,свежее, это колоссальное удовольствие! А потом еще и музыка, свет! Ради таких номеров, мне кажется, это все и затевается. И, конечно, номер Юры Посохова на музыку Рахманинова в исполнении Дениса Мацуева. Это сочетание Рахманинова, Мацуева и хореографии Посохова дало прекрасный результат. Мне очень нравится хореография Юрия Посохова. Она очень музыкальна, нежна и трепетна. Эти два номера мне хотелось бы исполнять и в дальнейшем.

- Последнее время в Большом театре Вы часто танцуете премьерные спектакли. Быть первым исполнителем партии очень почетно. Сложно участвовать в работе хореографа? И насколько при создании учитывались Ваши индивидуальные особенности? Или люди приходили в театр уже со сложившейся концепцией и просто подбирали исполнителей под нее?
И.Ц. – Если мы говорим о премьерах и о балетах, поставленных именно на меня, то это балет Юрия Посохова «Герой нашего времени». Я первоначально был выписан на другую роль – Казбича, но так случилось, что балет уехал на гастроли в Бразилию, а я должен был остаться, чтобы помочь Юрию Михайловичу ставить. И так сложился наш дуэт с Олей Смирновой, которая танцевала Бэлу в первой новелле, что я стал танцевать Печорина. Это пока единственный балет, который поставлен конкретно на меня. Это, конечно, очень здорово, когда на тебя ставят, прислушиваются к тебе, и вы вместе создаете спектакль. И когда ты с хореографом на одной волне, то и работать тебе с ним очень комфортно. Именно такие отношения у нас сложились с Посоховым. Мне нравится, как он слышит музыку, как ставит. Если говорить о Жане-Кристофе Майо, то спектакль «Укрощение строптивой», мне кажется, удался. В Большом много ярких индивидуальностей, и Жану-Кристофу удалось нас всех собрать и объединить. В первом составе я станцевал Гортензио, потом, через несколько лет, и Петруччо.

"Спартак".

- Но Вы все-таки покинули Большой театр и уехали работать в Будапешт в Венгерский государственный оперный театр.
И.Ц. – На тот момент у меня возникло большое желание попробовать что-то другое, попробовать съездить в Европу, посмотреть, чего я стою. Но, сделав этот шаг, уехав, побыв там 4-5 месяцев, я понял, что мне все же хочется домой, что я скучаю по своему театру, в котором я провел одиннадцать замечательных лет. Да, были различные моменты, но я о нем всегда думаю с теплотой. И я вернулся. Я рад, что очень много людей подходили ко мне и говорили, что очень рады моему возвращению, что без меня театр что-то потерял. Это было неимоверно приятно. И у меня в творчестве возникла вторая волна, которую хочется реализовать.

- В Большом сейчас много ставится современной новой хореографии.
И.Ц. – Это тоже была одна из причин моего возвращения. И я очень благодарен и Владимиру Георгиевичу Урину, и Махару Хасановичу Вазиеву, что они позволили мне вернуться и взяли меня в том же статусе. Хотя я прекрасно понимал, что, уходя, двери могут закрыться навсегда.

- А как Ваш сын, ездил с Вами? Как со школой?
И.Ц. – Ему уже 9 лет, он оставался с бабушками. Конечно, его радости не было предела, когда мы вернулись.

- А Ваша супруга?
И.Ц. - После возвращения она закончила балетную карьеру и сейчас ищет себя в другой области.

- Легко ли прошло ее расставание с балетом?
И.Ц. – Ну нет, расставание с любым делом, которому посвятил жизнь, не может пройти легко. После 20 лет, отданных балету, не так-то легко взять и закончить. Потому что это и режим, и дисциплина, и ежедневный урок, и постоянная поддержка физической формы. Конечно, трудно вдруг без всего этого.

- И все же, почему Будапешт, что Вас привлекло в Будапеште?
И.Ц. – Живя в Москве, ты начинаешь раздражаться обилием пробок, бешеным ритмом: все куда-то спешат, несутся. Я в определенный момент почувствовал усталость, истощение, захотелось приятной, комфортной, спокойной жизни: посидеть в кафе, выпить, потягивая, чашечку кофе, никуда не торопясь. Но через месяц-другой ты уже начинаешь видеть и иное: и город плохо убирается, и очень много бродяг, наркоманов и алкоголиков, которые спят, где попало. Многие здания, которые можно было бы отреставрировать, стоят, разрушаясь. Как будто бы II мировая война только что закончилась. Нет, конечно, центр города очень красивый. Но в какой-то момент ты понимаешь, что тебе чего-то не хватает. И, приехав в Москву через 3 месяца, я понял, как Москва красива. И даже пешеходные зоны, которые меня раньше жутко раздражали, теперь совсем не раздражают и тебе нравится по ним гулять. Да, парковок мало, и они неудобны и дороги, но что поделаешь, надо это понять и принять. И к пробкам стал относиться иначе, гораздо спокойнее. Может, со временем пришло внутреннее успокоение? Для меня Москва – лучший город земли. Европа, может быть, может похвастаться уважительным отношением к людям, толерантностью. Но в Москве уже тоже достаточно высокий уровень взаимопонимания, приятия людей. Все стали гораздо вежливее, я заново влюбился в Москву.

- А как Вам наш город? Это любимый вопрос петербуржцев.
И.Ц. – Впервые я приехал в Петербург лет 12 назад. Не знаю, чтобы что-то сильно изменилось за 12 лет. Но, наверно, меняется. Правда, надо признаться, я не так много и вижу: приезжаю, сразу репетиции, выступление – и обратно. Пожалуй, надо как-то выбрать время, лучше летом, и провести здесь побольше времени. Что приятно, что после каждой поездки сюда у тебя завязываются новые знакомства. И люди все очень образованные, интеллектуальные . То, что называется знаменитой петербургской интеллигенцией. Они дают тебе богатую пищу для размышлений. Единственное, что расстраивает, что жители Петербурга часто нелестно отзываются о Москве и москвичах. Хотя москвичи очень хорошо относятся к петербуржцам. Меня, например, расстроило, что, зайдя в книжный магазин, я увидел чашку, на которой написано: «Петербург лучше Москвы». Не могу понять, в чем причина. У меня здесь больше вопросов, чем ответов. К чему это соревнование? Каждый город хорош по-своему.

Цвирко в балете "Нуреев"

- На мой взгляд, это все от комплекса неполноценности, от ощущения, что ты живешь в бывшей имперской столице, причем важно, что она именно «бывшая». Отсюда и термин «культурная столица», который на самом деле ничего не обозначает, разве что наличие действительно главных культурных заведений XIX века. Сейчас у Вас больше возможностей посмотреть наш город ведь в последнее время Ваше имя значится и в афише Михайловского театра.
И.Ц. – Когда я ушел из Большого, мне поступило предложение от Кехмана станцевать что-то с труппой Михайловского театра. И я очень благодарен ему за такую возможность. А на тот момент это еще и возможность приезжать в Россию. Я, в принципе, давно хотел быть где-то приглашенным солистом. И спасибо Владимиру Абрамовичу за такой шанс. Первый мой выход был в партии принца из спектакля «Золушка». Хотя я стараюсь избегать роли принцев, считая, что это не мое, но этот спектакль, как мне кажется, мне подходит, потому что там есть драматический накал, он, как говорится, «лег на меня». И еще я исполняю Спартака в одноименном балете в постановке Ковтуна.

- Интересно сравнить со «Спартаком» Григоровича, который Вы танцуете в Большом.
И.Ц. – Это нельзя сравнивать. Это абсолютно два разных художника. Для меня спектакль Юрия Николаевича (Григоровича - прим. ред.) – это вершина синтеза драматического и хореографического искусства. Ты в нем можешь выплеснуть массу эмоций. И показать свои способности – это и прыжки, и вращения, и дуэтный танец со сложнейшими поддержками. Этот спектакль вбирает в себя весь спектр возможностей балета, он вмещает все, что может балет передать зрителям. Мне кажется, что человек, который никогда не видел балет, после «Спартака» Григоровича влюбится в это искусство. Когда старшее поколение вспоминает наших легендарных артистов балета, и Владимира Васильева, и Мариса Лиепу, и Михаила Лавровского или Юрия Владимирова, говорят, что этот балет был как полет в космос. А спектакль Ковтуна стилистически другой, это спектакль ХХI века, своеобразный блокбастер, где и бои с металлическим мечом, что у тебя рука отваливается, и ты ощущаешь себя гладиатором как в кино. При этом есть и очень сложная хореография.

- Не надо забывать и о «Спартаке» Якобсона, безусловном шедевре хореографии. Хотя у Якобсона разве были не шедевры!
И.Ц. – Мне его видеть не приходилось.

- У Григоровича я выше всего ставлю «Легенду о любви». Особенно на огромной сцене Большого театра.
И.Ц. – Да, безусловно. Но «Легенду о любви» я увидел позже. А, когда я учился в училище и увидел «Спартак», то подумал, что это моя мечта – станцевать его. К этой мечте я шел очень долго, эту партию я готовил шесть лет. И, благодаря Махару Хасановичу, мечта стала реальностью.

- Тут Вас недавно видели в Барселоне.
И.Ц. – Если руководство театра меня отпускает, я с удовольствием выступаю и в других театрах. В Барселоне на фестивале я танцевал «Дон Кихот».

- Я знаю, что Вазиев очень не любит отпускать артистов.
И.Ц. – Скажем, с Махар Хасановичем можно договориться. Я считаю, что мне с ним повезло. И то, что он дает мне возможность уезжать.

Вы, наверно, являетесь лучшим исполнителем партии Филиппа в балете “Пламя Парижа”. А в Михайловском театре не хотите ее станцевать?
И.Ц. - Это все обсуждается. И “Корсар”, и “Баядерка”. Очень бы хотелось станцевать в Михайловском театре “Лауренсию”. Но она, к сожалению, идет очень редко. Думаю, что до конца сезона меня еще можно будет в чем-то увидеть здесь.

Добавим: в Михайловском театре сообщили, что 6 июня Игорь Цвирко станцует на сцене театра главную партию в балете “Дон Кихот”. Хочется выразить надежду, что нас еще ждет неоднократное выступление Игоря Цвирко в Петербурге.

Ирина Сорина.

Фото: Дамир Юсупов