Кадр из фильма "Угрюм-река"
Хорошо известно, что Людмила Чурсина любит играть женщин сильных. Натуры цельные, характеры значительные. Актриса сама говорила, что признает тот кинематограф, где герои вдохновлены большими идеями, яркими страстями. И роли, ею сыгранные, недвусмысленно говорят о том же. Стоит просмотреть их галерею, и мы встретим там Дарью из «Донской повести», Татьяну в фильме «По Руси», Марфу в «Журавушке», Виринею в одноименном фильме, Анфису в «Угрюм-реке», Любовь Яровую... Это в самом деле образы глубоко чувствующих женщин, переживающих драматические повороты судьбы. Они причастны к переломным моментам истории страны.
Вспомним, что в момент исполнения этих ролей Людмила была очень молода. И вокруг нее шла мирная жизнь: учеба, работа, развлечения. Хочется понять, откуда пришло к ней то глубинное знание человека, которое позволило справиться с трудными ролями. Как удалось житейски неопытному, молодому сердцу вместить тяжелые переживания ее героинь? Так любить и так ненавидеть, как это делали героини Чурсиной, могут люди, либо сами немало пережившие, чего тогда у артистки не было, либо глубоко артистичные по природе своей натуры.
— Я не собиралась в актрисы,— рассказывает Людмила Алексеевна.— Десятилетку окончила в Великих Луках. Городок маленький, тихий, уютный. Среднерусская провинция. Домики в один этаж, сады яблоневые, дощатые заборы, серые от солнца и дождей...
Этот русский городок Людмила Алексеевна почитает за свою родину. Такие скромные уголки нашей страны иногда становятся у творческих натур местом рождения самых высоких фантазий, целей больших и труднодостижимых.
— А хотела я стать капитаном. Видела себя на капитанском мостике, в далеком плавании в экзотических странах. Или летчиком — замечательная профессия!..
Приехав в Москву, Люда поступала в МАИ (Московский авиационный институт). Не попала и тогда за компанию со своей подругой пошла в театральный. Шел тур за туром, она выдержала экзамены, ее приняли. Стала студенткой театрального училища имени Щукина.
Случай? Вряд ли. Мечта о романтической профессии, думается, была всего лишь выражением ее разносторонней, богато одаренной натуры.
Уже через несколько лет пришла первая роль в кинофильме «Когда деревья были большими». Но ощущения роли не было. Съемки для молоденькой студентки превратились просто в удивительный праздник. Было интересно, ново... Серьезное, глубинное отношение пришло лишь потом, когда Людмила сыграла Дарью в «Донской повести».
Страсть Дарьи — тяжелая, темная. Эту женщину сжигало пламя собственничества, переполняла с трудом сдерживаемая ненависть к красным. А поверх всего нависал постоянный страх разоблачения. Дарья — ставленница белой казачьей банды. Какой же неизмеримой тяжести душевный груз должна была нести эта женщина, став невенчанной женой красноармейца Шибалка! Любовь, ненависть, отчаяние — все завязалось в душе ее неразрешимым узлом. Душа напряжена, доведена до опасного, смертельного предела отнюдь не единственно внешними обстоятельствами, эта женщина — творец своей беды.
Не зря когда-то Люде хотелось стать капитаном дальнего плавания. Плавать в бурных морях сороковых широт, сражаться со стихией. Судьба столкнула ее со стихией психологической, и природная цельность, этакий стерженек внутри позволил сыграть актрисе точно и сильно.
А потом разом пришли Марфа, Анфиса, Виринея, позже — Любовь Яровая... Каждая из этих героинь— цельная и сильная натура. В повести смерть Виринеи совсем не такая, как на экране. В книге героиня гибнет нелепо, случайно споткнувшись. В фильме ее убивают. Это казнь. И казнь своей Виринеи, по сути дела, придумала сама Чурсина. Фильм снимался последовательно от сцены к сцене. Людмила прожила всю жизнь Виринеи, шаг за шагом, и когда дело дошло до последней сцены, то, по словам актрисы, все в ней взбунтовалось против неоправданной случайности ее гибели.
Сцена смерти Виринеи представлена иначе, чем в книге. Виринея стоит и смотрит и, быть может, не верит в смерть, только смотрит... Залп. Виринея, будто не в нее стреляли, по-прежнему стоит, прислонившись к белому камню, у которого встречалась с любимым, и только через несколько томительных мгновений тихо соскальзывает на колени, да так и застывает, глядя со смутной улыбкой на стрелявших...
Яркие, впечатляющие роли, но, может быть, немного преждевременные. Амплуа страдающей русской женщины, выпавшие на долю Людмилы Алексеевны на экране, заставило ее сразу из детства шагнуть в мир взрослых страстей, минуя тревоги юной девичьей души. И, быть может, именно поэтому так любит Людмила Алексеевна, с такой теплотой вспоминает свою роль в кинофильме «Два билета на дневной сеанс».
— Я там играла Инку-эстонку. Мне повезло, у нас на студии была женщина-эстонка, и я решила поучиться у нее эстонскому акценту. Слушала ее чтениэ, сама читала, и когда она сказала: «Ну вот, Людочка, теперь вы прекрасно говорите по-русски»,— успокоилась. Поняла, что спецификой акцента овладела.
Инка-эстонка — молоденькая девица в воровской малине. И первое ее появление должно было явить всю ее внешнюю принадлежность к этому миру. Лишь незаметно потом, по ходу фильма происходит в ней инверсия внутренняя и пробуждается совсем другое восприятие действительности. Эта инверсия была в первом варианте съемок, но, видно, слишком эффектно выглядело там появление Инки-эстонки, быть может, слишком откровенно. Откровенность убрали, сняли осредненный вариант, и... инверсия исчезла, но и роли во всем блеске достоверности не получилось.
Интересной работой стал образ современницы-журналистки Ксении в фильме «На углу Арбата и улицы Бабулинас». Но для актрисы Ксения как бы Любовь Яровая сегодня...
Людмила Алексеевна производит впечатление нервной, сильной натуры. У нее звучный голос, чуть резковатые, но очень пластичные движения. Она гибкая, подвижная.
А ещё Чурсина сыграла трех разных героинь в трех телевизионных новеллах по рассказам К. Паустовского. Три образа, разных, не похожих друг на друга и вновь-таки объединенных одним — женственностью, женским страданием, женскими радостями и надеждами. Накопив свое понимание жизни, актриса ищет роли адекватные по глубине и решению. Выразить саму суть страданий и радостей женского начала — вот ее цель.
В фильме «Арап Петра Великого» режиссера Митты, где она играет роль Екатерины I, роль, в общем, внешнюю, ее особенно радует одна сцена, где с царственной Екатерины вмиг слетают и царственность и величавость. Встревоженная, напуганная, бросается она к своему Петрушеньке, чтобы остановить его гнев, смягчить ярость. Царицу играть тяжело в самом прямом физическом смысле: убор ее весит шестнадцать килограммов, платье со всеми атрибутами — около двух пудов. Во всем этом надо величаво расхаживать, непринужденно, легко... Но вот нет убора, нет ничего лишнего, на миг на экране появляется только женщина, обнаженная в своем страхе, желании остановить разбушевавшегося Петра...
— Говорили, что Одри Хепберн решила оставить кино, уйти как женщина в семью, в своих детей. Мне в это не верилось. Вероятно, ей был нужен перерыв, хотелось передохнуть, собраться с силами. Поразмыслить, новые вешки в судьбе своей расставить. А так взять и оставить кино невозможно. Когда мне бывает совсем трудно — усталость до предела, все нервы вымотаны, ставлю музыку и танцую. Долго танцую. Одна. Пока тревога не уйдет, пока не станет легче...
Евгений Михайлов
«Советский экран» №22, ноябрь 1975 года
