О реальности сюжета повести Н. В. Гоголя «Нос».

Памятник носу майора Ковалева в Санкт Петербурге.Вознесенский проспект, 36

Жизнь и творчество писателя Николая Васильевича Гоголя овеяны  мифами и легендами. Сама личность писателя, и его произведений остаются загадкой не только для читателей, но и для многих исследователей его творчества. Странную историю нам рассказал Николай Гоголь. Казалось бы, бурная фантазия автора. Но эта выдумка основана на факте. Как говорили, скверный анекдот приключился однажды в Cеверной столице.

“Щетъ
Его светлости и разныхъ орденовъ кавалеру Платону Александровичу Зубову
По приказанiю Вашей светлости зделанъ мною находящемуся при свите персидскаго хана чиновнику искусственной носъ изъ серебра въ нутри вызолоченой съ пружиной биндажемъ, съ наружи подъ натуру крашеной . . . . . . . 200 сер.
Но какъ одинъ искуственной носъ, нося безъ переменно подвержен всякому непредвидимому случаю быть поврежденному, того для персидской ханъ проситъ зделать другой с принадлежащими к оному потребностями, как то штампъ из котораго выкалачивается носъ, тафты приправленной гумiями и красочки дабы онъ могъ и будучи въ своемъ отечестве удобно во время надобности их делать.
Другой носъ. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 100 сер.
два штампа медныхъ для выколачивания носа . 100 сер.
5 аршинъ тафты приправленной Гумiями . . . 50 сер.
итого 450
ИМПЕРАТОРСКОЙ академии Художествъ механик и титулярный советникъ Осипъ Шишоринъ”

Утром к Осипу Шишорину явился чиновник от Платона Зубова, всесильного фаворита императрицы Екатерины Великой. Чиновник передал мастеру заказ: изготовить нос, который был бы совершенно как натуральный.
Этот заказ привел его в недоумение. Нос? Для кого – нос? И для каких таких целей?
– Покойнику гроб заказывают, и то мерку снимают. А как же прикажете нос изготовить, не видя... – Тут мастер замялся. – То есть не зная места, куда он приставлен должен быть. Извините, вслепую не работаем-с!
Чиновник отвечал:
– Резонно. Встречу вашу с... – Он также запнулся. – С будущим владельцем этого, так сказать, прибора мы устроим.
Уходя, он обернулся и сказал:
– Этот заказ и все, что до него касаемо, держать в строжайшей тайне надлежит!

Моллер Отто Фридрих. Портрет Николая Гоголя

...Осип Иванович Шишорин был одним из крупнейших петербургских инструментальных мастеров. Сын известного резчика по дереву, он шестилетним младенцем попал в только что открытое Воспитательное училище при Академии художеств. Это была идея нового президента Академии И. И. Бецкого — набирать для обучения пяти-шестилетних младенцев и в полном отрыве от влияния семьи и улицы воспитывать их в течение пятнадцати лет, готовя идеальных людей и замечательных художников. За пятнадцать лет упорной муштры воспитанники овладевали умением рисовать, но при этом не все становились художниками. Поэтому в Академии, помимо художников “трех знатнейших искусств” (живописи, скульптуры и архитектуры), готовили также и инструментальных мастеров, то есть, говоря современным языком, дизайнеров. Поточного метода в промышленности еще не существовало, каждая вещь изготовлялась индивидуально, и для красивых вещей требовались мастера, способные создавать художественно оформленные предметы.
С 1773 года Шишорин обучался в инструментальном классе Академии под руководством английского мастера Франсиса Моргана,  неоднократно  получал  награды за успешные работы. В 1779 году он окончил Академию с золотой медалью за успехи в механике и получил четырехлетнюю командировку в Англию для усовершенствования. Об успехах в Англии свидетельствует похвальный отзыв его тамошнего учителя Джона Стенклива. Вернувшись в Петербург, Шишорин возглавил класс математических инструментов Академии художеств и успешно руководил им. Мастер делал множество разнообразных инструментов, в том числе по заказу Зубова выполнил в 1793 году 36 термометров для кораблей российского флота (работы О.Шишорина хранятся в Эрмитаже и Историческом музее).

В тот же вечер пришла к Шишорину целая делегация: два знатных персиянина, с ними толмач и чиновник от Зубова. Иностранцы были в огромных чалмах и парчовых халатах, с кинжалами за поясами. У второго персиянина все лицо ниже глаз было прикрыто повязкою.
Чиновник сразу объявил, что господа торопятся – их нынче государыня пригласила во дворец, и Платон Александрович велел не задерживаться. Толмач залопотал, персияне закивали. Шишорин взял свечу и шагнул к несчастному. Пламя свечи блеснуло в темных, глубоких глазах гостя. Он опустил повязку вниз – и Шишорин чуть не вскрикнул. Свеча дрогнула в руке, горячий воск брызнул на пальцы.
Тут главный персиянин что-то гортанно произнес и показал два пальца. Толмач перевел:
– Оне просят два носа изготовить, чтобы про запас иметь. В Персии носы только резать умеют, а делать не научились пока.
Другой персиянин улыбнулся – о, как странно было видеть улыбку на этом лице! – прикрылся платком, все поклонились мастеру и вышли.
Чиновник задержался в дверях и напомнил о сугубой секретности заказа:
– У нас со времен Анны Иоанновны ноздрей не рвут, ушей не режут, но языка лишиться можно.
Шишорин отворил поставец, достал графинчик и хватил чарку водки – не пьянства ради, а для просветления рассудка. Странное дело, он помнил не уродство несчастного перса, а печальную красоту глаз его. «Прекрасное в соседстве с ужасным токмо возвышается», – подумал мастер.

Новое задание фаворита отличалось оригинальностью. Сделать искусственный нос было безусловно интересно для такой творческой личности, как Шишорин. В решении этой задачи он проявил недюжинные способности ваятеля и механика. Мастер реконструировал в рисунке отрезанный нос перса, затем вылепил его и сделал по этой лепной модели носа два медных штампа, вложив между которыми тонкий позолоченный изнутри лист серебра, выколотил своеобразный протез носа. Наличие штампов позволяло повторять его. Наружную поверхность протеза он окрасил “под натуру”. Шишорин придумал также изящный способ ношения своего изделия на лице: оно крепилось изнутри к носовой кости хозяина “пружиной-биндажем” (само название подтверждает английскую выучку Шишорина) — приспособлением вроде того, что позднее применялось на пенсне. Но как бы плотно ни прикреплялся металлический нос пружиной, между изделием и щекой оставалась легкая щель, для маскировки которой мастер придумал подобие лейкопластыря из тонкой шелковой тафты (тоже, вероятно, телесного цвета), пропитанной гумией (клейким соком особых растений). Стоило лизнуть, клей растворялся, ткань прилипала к коже и металлу.

В счете оговорено, что штампы для выколачивания носа передавались его хозяину, “дабы он мог и будучи в своем отечестве удобно во время надобности их [копии протеза] делать”. Деликатность задачи требовала быстроты исполнения. Шишорин с блеском подтвердил свое высокое мастерство, выполнил поручение и подал счет Зубову. Фаворит передал счет Екатерине II, которая дала устное распоряжение своему статс-секретарю В. С. Попову — “оплатить”. Существует ряд переплетенных в сафьян томов “Имянных Ее Императорского Величества изустных указов”. В томе, относящемся к 1796 году, читаем:
“Ея Императорское Величество высочайше повелеть соизволила заплатить из Кабинета механику Осипу Шишорину за зделанные имъ персидскому при Муртазакулихане находящемуся чиновнику два искусственных носа вместо отрезанного ему Агамагометханом по приложенному счету четыреста пятьдесят рублей.
Апреля 25 дня 1796 Василий Попов”.

Прочитавши представленный счет, светлейший князь Платон Александрович и развеселился, и растрогался. «Руки у Шишорина золотые, голова светлая, а вот на письме – сущий анекдот, право! Что за каламбур: нос нося безъ переменно подвержен всякому непредвидимому случаю!.. Можно вообразить любое приключение с этим носом!.. А между тем и в канцелярской бумажке чувствуется забота мастера об несчастном: дабы он могъ въ своемъ отечестве во время надобности их делать... Даже красочки не забыл».
И не взглянувши на проставленные суммы, Зубов положил счет в папку с прочими важными документами и повез во дворец.
Государыня была не в духе. Доклад Зубова приняла сухо. Статс-секретарь Василий Попов тайно делал Зубову страшные глаза: мол, заканчивайте, лучше другим разом.
Тут Зубов, как козырную карту, метнул на стол «Щетъ» Осипа Шишорина. Брови императрицы удивленно приподнялись. «А-а, это!» – вспомнила она. Дойдя до забавного пассажа, Екатерина рассмеялась. Дочитавши до конца, молвила (с неистребимым немецким акцентом):
– Наш русский челофек сертцем работает. Ф том и сила его...
И, вздохнув, скупая императрица принялась торговаться по каждой цифре, впрочем, и не слишком упорствовала: «Быть по сему».

Ролан Быков.Фильм Нос, 1977 год.

Спустя лет тридцать, вероятно, что некий “архивный юноша”, перебирая именные указы, поразился содержанием счета, вырвал его из дела и, посмеиваясь, показывал некоторым лицам в Петербурге. Тогда его и мог увидеть Гоголь. Теперь документ находится в московском архиве Голицыных. Известно, что генерал-губернатор  Москвы  Дмитрий  Владимирович  Голицын довольно редко бывал в Петербурге, но в одно из своих посещений столицы сановник увлекся молодой Александрой Осиповной Россет. Литературные связи ее с Пушкиным, Жуковским и Гоголем общеизвестны. В ее салоне счет Шишорина мог находиться некоторое время, забавляя посетителей. Но долго держать краденный из государственного архива документ было опасно, и Александра Осиповна подарила его своему престарелому московскому поклоннику, увлекавшемуся также сбором разных раритетов. Племянник Д. В. Голицына — М. А. Голицын с 1822 года служил актуариусом Коллегии иностранных дел и отличался большой любовью к предметам искусства и всяким редкостям, которые впоследствии, уже после его смерти, были собраны в особый Голицынский музей (приобретенный в 1886 году Эрмитажем). При всякой коллекции находится множество вещей, не попадающих затем в основной фонд. Вероятно, так случилось и со счетом Шишорина, затерявшимся среди документального хлама и оказавшимся в советское время в россыпи разных маловажных бумаг.
Необычность “щета” запечатлелась в цепкой памяти Гоголя и затем преобразовалась в великолепную фантазию о самостоятельных прогулках носа коллежского асессора Ковалева.

“Коллежский асессор Ковалев проснулся довольно рано и... увидел, что у него вместо носа совершенно гладкое место!.. Необходимо сказать что-нибудь о Ковалеве, чтобы читатель мог видеть, какого рода был этот коллежский асессор. Коллежских асессоров, которые получают это звание с помощью ученых аттестатов, никак нельзя сравнить с теми коллежскими асессорами, которые делались на Кавказе. Это два совершенно особенные рода...”
Затем Ковалев пытается дать в газету объявление о сбежавшем носе. Чиновник отказывает ему, но утешает: “Говорят, что есть такие люди, которые могут приставить какой угодно нос”. Действительно, Шишорин это умел.
В окончательный вариант повести Гоголь вставляет дополнительный эпизод, которого не было в первой редакции: “Потом пронесся слух, что не на Невском проспекте, а в Таврическом саду прогуливается нос майора Ковалева, что будто он давно уже там, что когда еще проживал там Хозрев-Мирза , то очень удивлялся этой странной игре природы”.

Гоголь позволял себе едва заметный кивок в сторону реальной подосновы, упоминая Хозрева-Мирзу — историческую личность, кстати, внучатого племянника Муртазы-Кули-хана. Истории искусственного носа перса, дважды повторенного по просьбе Муртазы, ради “всякого непредвиденного случая”, и собственного носа петербургского фанфарона, внезапно  от  него  сбежавшего,  зримо  переплетены  в  эпизоде,  где  Хозрев-Мирза с удивлением смотрит на прогулки носа майора Ковалева.

Такие аллюзии были ясны и понятны лицам, посвященным в архивную тайну персидского носа. Сам автор пишет о них: “...этим происшествиям были чрезвычайно рады все светские, необходимые посетители раутов, любившие смешить дам”.
“Один господин, — продолжает Гоголь, — говорил с негодованием, что он не понимает, как в нынешний просвещенный век могут распространяться нелепые выдумки, и что он удивляется, как не обратит на это внимание правительство”.

История с отрезанным носом, настолько сенсационна, что должна была обратить на себя внимание и других лиц, кроме Гоголя. Действительно, в начале XX века молодой искусствовед Н. Н. Врангель, исследуя архивы, нашел в Изустных указах Екатерины II распоряжение о выплате Шишорину 450 р. за сделанные два искусственных носа для приближенного Муртазы-Кули-хана и поторопился опубликовать выписку из документа в своей статье “Очерки по истории миниатюр в России” . Это было тактической ошибкой Врангеля, так как трехметровый портрет Муртазы, написанный Боровиковским, трудно отнести к миниатюрам, и потому сообщение о безносом спутнике хана прошло почти незамеченным.
С самим счетом Шишорина был каким-то образом знаком и известный историк Н. Эйдельман. Он даже привел начало документа в одной из своих книг. Откуда Эйдельман процитировал счет — остается загадкой, так как книга лишена примечаний. Его росписи нет в деле, где хранится счет. Впрочем, этот счет интересовал Эйдельмана только как пример всемогущества последнего фаворита Екатерины, свободно распоряжавшегося государственными финансами на всякие пустяки, вроде искусственного носа. А вторую часть счета, где высказаны опасения о возможных приключениях искусственного носа, он даже и не привел. Вероятно, ему принесли выписку только первой части счета.