У барона Мюнхаузена было расписание, которое он неукоснимо соблюдал: каждое утро герой должен был совершать подвиг. Дон Кихот – максималист в этом отношении и хочет совершать подвиги постоянно. Правда, лишь в собственном воображении. Реальность безжалостно разрушает идеальный и фантастический мир героя и превращает рыцаря в обыкновенного человека. Не умея жить без мечтаний и грез, герой умирает. Поначалу кажется, что премьерный спектакль Александра Баргмана «Дон Кихот», поставленный по пьесе Михаила Булгакова, именно об этом. Но режиссер играет со зрительским ожиданием и постоянно уклоняется в сторону от классических интерпретаций, то упрощая и делая более примитивными, то усложняя и гиперболизируя сцены и образы. Премьерный спектакль сопровождался множеством оваций. Оваций, на мой взгляд, в основном оправданных работой артистов. Потому что постановка как таковая не собирается в ясную картину. Вся лирическая, смысловая нагрузка водружается на плечи Дон Кихота и Санчо Пансы, и артисты - Сергей Мигицко и Александр Новиков – отлично ее раскрывают. В этих героях есть и глубина, и психологическая оправданность поведения, и мысль, и чувство. Все остальные артисты, играющие второстепенных персонажей, существуют крайне фарсово: их образы намеренно подчеркивают нелепость и мечтательность печального идальго. Есть «положительная четверка»: племянница, цирюльник, деревенский священник, бакалавр. Все они, по сюжету, пытаются вернуть Дон Кихота домой, но на самом деле больше играют и забавляются новым увлекательным витком своей жизни. Тоже касается и герцога, хозяина постоялого двора, погонщика - толпы, говоря условно. Для этих людей нехитрым удовольствием оказывается наблюдение за стариком, воспылавшим юношеским стремлением к подвигам. 

 Несомненно, главный ключ, открывающий спектакль — ирония. Недаром сценическое действие однажды резко прерывается вмешательством якобы человека из зала, возмущающимся по поводу несуразности спектакля. Ситуация зрительского недоумения и дискомфорта завершается песней «Добрый зритель в 9 ряду» в исполнении Сергея Мигицко. И начинает казаться, что собравшиеся в зале пришли на творческий вечер артиста, а не на спектакль. Студент курса Анны Алексахиной Син Бон Чал произносит имя Мигицко, требуя уважения к артисту. И оно приходит. Но только к артисту, а не ко всему крайне рваному, несоразмерному действу. 

  

Непонятно, зачем происходят те или иные события, непонятно ни пространственно, ни временно, ни смыслово. Кажется, и, наверное, это верно – что все это плод воображения старичка (в исполнении Мигицко, естественно), появляющегося в конце спектакля с авоськой в руках. Он открывает книгу и уносится в неведомые дали, отождествляя себя с героем. Таких смирных Дон Кихотов очень много в реальной жизни, таких, кто лишь в мечтах своих преобразует мир. Постепенное снижение образа Дон Кихота достигает своего пика в этой бытовой зарисовке одинокой старости. Вместе с восхвалением умения «упиваться вымыслом», режиссер напоминает о том, как бессмысленно быть рыцарем лишь в своих грезах.