| Admin | Дата: Воскресенье, 27.04.2025, 21:50 | Сообщение # 1 |
 Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 171
Репутация: 0
Статус: Offline
| Агния Барто: «Я знаю, что надо придумать, чтоб не было больше зимы...»
Многие литературоведы до сих пор задаются вопросом: в чем секрет успеха Агнии Барто? Ведь общий тираж ее книг давно уже перевалил за 20 миллионов экземпляров, а некоторые книги переиздавались по 400 (!) раз. Ее стихи переводились на десятки языков, были веселыми и задорными, грустными и серьезными, - и неизменно принимались детьми с огромным восторгом. Конечно, мы не литературоведы, и вряд ли сможем компетентно ответить на вопрос. Зато почитать стихи Агнии Львовны и почувствовать, сколько звенящего детского смеха, радости, тепла, любви и счастья она в них вложила – это нам, взрослым людям, по силам. И главное - в удовольствие…
***
«Слушая «Похоронный марш», Луначарский понял – я обязательно буду писать веселые стихи»
Девочка по имени Агния родилась в конце зимы 1906 года, и день этот, несомненно, был прекрасным. Говорят, отец ее, уважаемый ветеринарный врач Лев Николаевич Волов, почувствовал себя настолько счастливым, что напрочь позабыл о своих четвероногих и крылатых больных и уснул в обнимку с новорожденной блаженным сном младенца. А едва дочурка подросла, стал читать ей вслух своего любимого тезку. Родные даже шутили, что едва Агнии исполнился год, он подарил ей книжку «Как живет и работает Лев Николаевич Толстой».
Первыми детскими воспоминаниями писательницы на всю жизнь остались звуки: голос шарманки за окном, стук копыт по мокрому булыжнику мостовой, резкие удары грома и причитания ее няни о «светопреставлении». Помнила Агния Львовна и о том, как, едва научившись писать, под диктовку своей неграмотной воспитательницы писала письмо ее дочке в деревню: «Я взяла листок бумаги в косую линейку, вытерла перышко. «Постой, - нахмурилась няня, - сначала зятю отпишем. Начинай так: «Кобель желтоухий!» Думая, что «Кобель» - имя зятя (…), я вспомнила, что письмо обычно начинается со слова «дорогой», и старательно вывела огромными буквами: «Дорогой Кобель желтоухий!..»
Дореволюционные девочки, как и теперешние, вели свои тетрадки и альбомы, - был такой и у Агнии. Туда она записывала свои первые детские стишки, посвященные в основном королям, принцам и пажам, которые рифмовались с «госпожам». Но иногда среди этого пышного великолепия встречались и озорные, колкие эпиграммы на подруг и учителей. А окончательная перемена темы и стиля произошла, когда кто-то из гостей забыл на столике в гостиной небольшую книжку стихов Маяковского.
«…Я прочитала залпом, все подряд, и тут же, схватив карандаш, на обороте стихотворения, посвященного учительнице ритмики, которое начиналось словами: «Были вы когда-то розовой маркизой…», - написала «Владимиру Маяковскому»:
Рождайся,
Новый человек,
Чтоб гниль земли
Вымерла!
Я бью тебе челом
Век,
За то, что дал
Владимира…»
Новое направление творчества Агнии понравилось отцу, и с того момента он стал ее самым первым читателем и строгим критиком. Льву Николаевичу хотелось, чтобы дочь писала «правильно», строго соблюдая определенный размер стиха и правила рифмовки, а в ее строчках рифмы «выскакивали» самые оригинальные, а размер то и дело менялся. Но однажды, наконец, Агния добилась его признания…
«…Январской морозной ночью, когда Москва оцепенела от скорби, мы с отцом двигались в потоке людей к Колонному залу. Умер Ленин… Наутро я прочитала отцу посвященные Ленину стихи. (…) Начинались они так:
Я не забуду этой ночи –
В толпе мы двигаемся медленно…
Весь город – траурная очередь
К гробу Ленина.
Отец сказал: «Пожалуй, тут можно нарушить ритм, ты ведь хочешь передать, что у тебя комок в горле…»
Кстати… В дальнейшем, когда Агния Барто уже заявила о себе, как о детской писательнице, ей продолжало «доставаться» от критиков. Особенно – за строчки:
«Уронили Мишку на пол,
Оторвали Мишке лапу.
Все равно его не брошу –
Потому что он хороший».
Агния Львовна долго хранила протокол одного собрания, на котором обсуждались эти стихи.
В нем сказано: «…Рифмы надо переменить, они трудны для детского восприятия»…
Подрастая, Агния продолжала писать, но мечтала стать вовсе не поэтессой, а балериной. Она обожала танцевать, училась в хореографическом училище, и в дальнейшем часто демонстрировала свои таланты в этой области. «Надо было видеть, как она танцевала: в Дагестане – лезгинку с Расулом Гамзатовым, в Бразилии – самбу с Сергеем Михалковым, - вспоминал друг Агнии Барто, педагог Игорь Мотяшов. - Она мгновенно схватывала национальные особенности танца, двигалась легко, свободно, пластично. У нее был незаурядный артистический талант…»
Так случилось, что на выпускной вечер в училище хореографии пришел Луначарский. Там Агния не только танцевала, но и читала под музыку Шопена свое длинное стихотворение «Похоронный марш», принимая соответствующие трагические позы. «Когда мне рассказали, что во время моего выступления Луначарский с трудом прятал улыбку, меня это очень обидело. А через несколько дней Анатолий Васильевич пригласил меня в Наркомпрос и сказал, что, слушая мой «Похоронный марш», он понял – я обязательно буду писать… веселые стихи. Он долго и сердечно говорил со мной, сам написал на листке, какие книжки мне надо прочесть. Это одно из самых больших впечатлений моей юности…».
Агния Барто не ходила к дочери на родительские собрания и не пекла пирогов.
В 19 лет Агния Волова впервые отнесла свои стихи в Госиздат. Потом переменила фамилию и навсегда осталась Барто, выйдя замуж за поэта Павла Николаевича. В соавторстве с ним написала несколько стихов, в частности «Девочка чумазая» и «Девочка-ревушка». А в 24 года родила сына Гарика, но с мужем разошлась, и вскоре снова вышла замуж – теперь уже на долгих четыре десятка лет.
Вторым мужем писательницы стал Андрей Владимирович Щегляев, ученый-энергетик, специалист по паровым турбинам, сын профессора Московского университета. Ему она родила дочь Таню. Так и жили большим дружным семейством: Гарик, Таня, Андрей Владимирович, его мама Наталья Гавриловна и Агния Львовна.
Евгения Таратута, литературовед и подруга Агнии Барто, писала: «Мне нравился увлеченно-трудовой жизненный ритм ее семьи – все от мала до велика были постоянно заняты: работали, учились. Несмотря на достаток, (…) весь быт их – обстановка, еда, одежда – был очень скромным. Величаво-спокойная Наталья Гавриловна создавала особую атмосферу взаимного уважения, обаятельно-красивый Андрей Владимирович окрашивал все высшей интеллигентностью, но душою семьи была, конечно, Агния Львовна, пронизывающая все своей жизнерадостной энергией…»
Агния Барто очень много работала: посещала детские дома, школы и сады, общалась с малышами и школьниками, внедряла в жизнь идею дружбы детей всех народов. Она то и дело выступала с докладами в «Ассоциации деятелей литературы и искусства для детей», ездила по миру в составе всевозможных делегаций. Читала свои стихи детям Италии, Испании, Бразилии, Японии, Китая, Болгарии, Исландии и Индии, писала киносценарии («Подкидыш», «Алеша Птицын вырабатывает характер», «Слон и веревочка»). Агния Львовна работала с начинающими писателями и годами оттачивала свое собственное мастерство, сотни раз переписывая каждую свою строчку и советуясь со своими учителями и товарищами – Корнеем Чуковским, Львом Кассилем, Самуилом Маршаком.
Татьяна Щегляева, дочь Агнии Львовны, вспоминала: «Однажды мы прогуливались по улице. Я что-то спросила у матери - та ответила: «Подожди, я пишу». Я удивилась: «Как же ты пишешь, когда гуляешь?!» Стихи заставали ее повсюду, а проза, как она выражалась, «усаживала за стол»… Рабочий кабинет Агнии Львовны – «сторожка», как она его называла, - в числе прочего был украшен детскими рисунками. Тридцать два рисунка из разных стран мира, на них одно и то же - солнышко. Самый дорогой - из разбомбленной фашистами Испании. В 1937 году солдат Сопротивления снял его с последней уцелевшей стены разрушенного дома и подарил писательнице. Этот рисунок стал ее талисманом…».
Агния Барто всегда была занята, поэтому не ходила к дочери на родительские собрания и не пекла пирогов. Родные и близкие старались ограждать ее от мелких забот, но во всех крупномасштабных акциях, будь то семейное торжество или строительство дачи, она обязательно принимала участие. Многочисленные друзья и знакомые знали Агнию Львовну как очень простую женщину, легко и душевно сходившуюся с самыми разными людьми. Она одинаково радушно принимала в своем доме всех - и известных писателей, и сантехников, - высмеивая чванство некоторых коллег мужа, профессоров и академиков.
Игорь Мотяшов рассказывал одну забавную историю: «На какое-то семейное торжество было приглашено особенно много гостей из института, в котором Андрей Владимирович возглавлял лабораторию по паровым турбинам. Накрывая стол, Агния Львовна украсила каждое из поданных на закуску блюд загодя приготовленными табличками. На табличках, воткнутых в баночки с черной икрой, было написано «Для академиков». Красная икра была помечена табличкой «Для членов-корреспондентов». Крабы и шпроты предназначались «Для докторов наук». Сыр и ветчина – «Для кандидатов наук». А винегрет и салаты – «Для младших научных сотрудников», «Для лаборантов», «Для студентов»…
Та озорная проделка писательницы так задела мужей науки, что, не дождавшись конца ужина, многие разошлись по домам под разными предлогами. К счастью, ее муж не обиделся - они очень любили друг друга. Агния Львовна неутомимо заботилась об Андрее Владимировиче, не оставляя без внимания и других близких. Если, не дай Бог, кому-нибудь из них случалось заболеть, всегда была рядом, делала все возможное и невозможное. Однажды поздней и суровой зимней ночью ездила за лекарствами дочери… на своем дипломате – за отсутствия какого-либо другого транспорта.
За пять дней до Победы она потеряла сына...
Во время войны Агния Барто уехала с семьей в эвакуацию на Урал, и там ни на день не приостановила свою бурную деятельность. Она работала на радио, печатала военные стихи, статьи и очерки в газетах, была на фронте как корреспондент. А так же, задумав цикл стихов о мальчиках-подростках, работавших у станков на оборонных заводах, вместе с ними выучилась на токаря и получила второй разряд. Она ждала победы, но порадоваться ей не смогла. За пять дней до того, как шестая часть планеты взорвалась победными салютами, умер ее любимый Гарик…
Евгения Таратута: «От домработницы я узнала: Гарик пришел домой после занятий (он был студентом, учился одновременно в техническом институте и консерватории). Газ горел слабо, и обед еще не был готов. Он вышел с велосипедом в переулок. Через несколько минут прибежала соседка: «Гарик попал под машину!..» Очутившись в переулке, Агния Львовна увидела мертвого сына. Машина, выскочившая из-за угла, налетела на велосипед. Гарик ударился головой о край тротуара…
Приходили соседи. Спустился живший в том же подъезде Борис Пастернак. Барто ничего не говорила. Она была в шоке. Добрый, милый, умный, ласковый, темпераментный, талантливый Гарик… Мать пережила сына почти на 36 лет. Но каждый день этих лет был для нее наполнен памятью о нем. Всю любовь, весь страх, всю боль перенесла она на дочь. Велосипед появился в доме, только когда вырос внук…»
После той трагедии Агнию Барто уже никогда не покидала тревога за своих близких. Днем и ночью она переживала и волновалась. Однажды, возвращаясь с конгресса в Рио-Де-Жанейро и остановившись в Нью-Йорке, узнала от какого-то журналиста, что в Москве объявился маньяк, нападающий на женщин в красных пальто и плащах, и тут же побежала звонить домой: «У Тани есть красная шапочка, надо предупредить, чтобы не надевала. И зачем я ей только ее подарила!..» После дочь Агнии Львовны рассказывала, что домашние были очень встревожены ночным, под утро, звонком и долго не могли понять, о какой шапочке речь. Уже много лет Таня ее не носила…
9 лет, каждое 13-е число месяца, на радиостанции «Маяк» звучал голос Агнии Львовны...
После 4 мая 1945 года Агния Львовна долго не писала стихов, но именно они помогли ей справиться с горем. Барто стала ездить по детским домам, где жили сироты – жертвы войны. Читала им, смотрела, как на серых губах появляются улыбки – и сама едва заметно, грустно улыбалась. Слушала историй их коротких, но уже искалеченных жизней, плакала. А вскоре все свои впечатления вылила в новую книгу стихов «Звенигород».
Одноименной поэме из этой книги суждено было положить начало новой глубоко человечной миссии Агнии Барто – воссоединению разлученных войною семей. Вот что вспоминала сама Агния Львовна: «Случилось так, что в 1954 году библиотекарша Карагандинского дома инвалидов прочитала «Звенигород» уборщице, Софье Ульяновне Гудевой, у которой восьмилетняя дочка Нина так же, как дети в поэме, потерялась во время войны. Софья Ульяновна написала мне о своей беде. В письме не было никаких просьб, только надежда, что, может быть, Нина жива и выросла в хорошем детском доме… Я решила попытаться помочь Гудевой. Оказалось, что в Москве существует Отдел розыска управления милиции. (…) И я обратилась…»
К огромной радости всех участвующих в поиске, Нина Гудеева нашлась. Этот случай так бы и остался единственным, если бы спустя некоторое время журналисты не разузнали о нем и не осветили его в прессе и на телевидении. На следующий же день Агния Барто получила 17 писем с просьбами помочь, а еще через день их было уже сотни. Так в 1965 году родилась идея радиопередачи «Найти человека», послужившей прообразом нынешней программе «Жди меня» …
Следующие 9 лет, каждое 13-е число месяца, на радиостанции «Маяк» звучал голос Агнии Львовны, зачитывающей фрагменты писем, объявляющей поиск или рассказывающей о его счастливом исходе. Вопреки мнению психологов о ненадежности детской памяти, писательница полагалась именно на нее и находила людей иногда по самым, казалось бы, незначительным фрагментам воспоминаний.
«Мы с братом поменьше, кажется, его звали Сережа, катались на калитке сада, она была скрипучая, и мы считали, что она с музыкой…»
«У нас в доме, под стеклом на столе, были фотокарточки. Я влез на стул, отодвинул стекло, достал фотокарточки и выколол всем глаза на них, что мне за это было, не помню…»
«Была у нас собака Джульбарс. Когда я с мамой выходил в сарай за дровами, я давал Джульбарсу в зубы одно полено, и он нес его в дом. Для меня это было огромное удовольствие…»
«Отец работал каменщиком. Когда он меня целовал, то колол усами. У нас дома жила морская свинка. Однажды ночью отец ловил ее сачком…»
«Помню бабушку в очках. Часто припоминаю высокое крыльцо, с которого падала, козу, которая меня бодала…»
«Мы пошли с мамой в лес по малину и встретили медведя, а когда я убегала, то потеряла новую туфлю…»
Агнии Барто помогали миллионы людей по всей стране. Писали школьники и старушки, спрашивая, могут ли они вложить свою лепту в хорошее, благородное дело. Но, конечно же, больше всего было писем с мольбами о помощи. Люди не только писали, но и приезжали домой к писательнице, порою с самыми невероятными просьбами. Однажды едва ли не из Сахалина прибыла пожилая женщина и просила найти ее старшую сестру. Когда же вместе с Агнией Львовной они сосчитали, сколько пропавшей сейчас было бы лет, оказалось, что 86. «Вот я так всегда – сначала делаю, а потом думаю», - воскликнула приехавшая и отправилась домой.
За время существования передачи «Найти человека» было воссоединено почти тысяча семей: родителей и детей, братьев и сестер, просто родственников. В 1969 году по материалам историй, с которыми Агния Львовна знакомилась и работала, она издала книгу прозы «Найти человека». Позднее книга была экранизирована, фильм «Ищу человека» получил приз на международном кинофестивале в Локарно и стал кинодебютом Лии Ахеджаковой.
Врачи не понимали, как к сердцу писательницы поступала кровь…
Евгения Таратута: «Когда Агнии Лювовне нужно было уточнить дату того или иного события – выхода книги, награждения орденом, писательского съезда, найти какое-либо изречение и т.п., - она постоянно обращалась ко мне. С числами и датами она никак не могла справиться… Но некоторые даты были будто выжжены огнем в ее памяти – даты смерти сына, мужа…»
1970 год стал для Агнии Барто едва ли не самым страшным. Сначала умер Лев Кассиль, с которым она дружила почти 40 лет. А потом не стало Андрея Владимировича. За год до этого она практически вырвала его из лап смерти, выходила после обширнейшего инфаркта. Теперь был рак… Агния Львовна жила в больнице рядом с мужем, доставала лекарства, договаривалась со светилами медицины. Все было тщетно… 27 августа, после тяжких мучений, Андрея Владимировича не стало. Его похоронили на Новодевичьем, рядом с Гариком.
Теперь Агния Барто работала как одержимая, пытаясь хоть как-то заглушить тоску о муже. До последних своих дней она ездила к нему на кладбище, возила цветы, разговаривала… Тем временем, выходили ее новые сборники стихов, книги прозы. Она разрабатывала новые планы международных встреч по детской литературе, встречалась с молодыми писателями.
К 70-летию Барто наградили орденом Ленина. 75-летие тоже праздновали шумно – писатели, педагоги, художники, представители издательств и ЦК комсомола, редакций газет и журналов. Все приносили подарки и цветы. Почтальоны доставляли телеграммы, постоянно звенел телефон. Никто и не догадывался, что, быть может, видят и слышат Агнию Львовну в последний раз…
Спустя чуть больше месяца, 24 марта 1981 года, Агния Барто вдруг занемогла. Вспоминает внучка писательницы Наташа: «…Ей стало плохо утром. Она вызвала врача и сказала, что, видимо, отравилась сырым молоком… Врач выписал лекарство, не усмотрев ничего опасного. Прошло два дня. Бабушке по-прежнему было плохо. Снова вызвали врача. На этот раз решено было сделать кардиограмму. И вот тогда обнаружилось, что у бабушки инфаркт…
Ее увезли в больницу. Там она пробыла неделю. И все время просила, чтобы ее перевели в другую палату, где она могла бы работать. Она уверяла, что чувствует себя довольно хорошо. А первого апреля при очередном кардиографировании просто пошла прямая линия на экране… Ее реанимировали очень быстро. Потом еще час за нее боролись. А потом сердце остановилось навсегда… Врачи говорят, что у нее заизвестковались сосуды сердца и что они только удивляются, что раньше не было болей, и не понимают, как к сердцу поступала кровь…»
Вероятно, боли были, просто Агния Львовна о них молчала, не хотела расстраивать близких…
P.S.: Когда-то, еще в 1956 году, Фадеев писал Барто: «Нужно ли говорить, сколько радости и пользы принесла ты детям (…) творчеством своим, полным любви к жизни, ясным, солнечным, мужественным, добрым! Это уже никогда не пройдет; это живет в людях, которые были вчера детьми; это будет вечно питать поколения и поколения ребят, когда нас с тобой уже и не будет на свете…»
Так и случилось. Дети до сих пор называют ее книги в числе любимых. Взрослые же… Что ж, все мы когда-то были маленькими. И до сих пор светлеем лицами, встречая где-нибудь между своими важными деловыми бумагами короткие, родные, добрые стишки, как отзвуки своего детства…
Я знаю, что надо придумать,
Чтоб не было больше зимы,
Чтоб вместо высоких сугробов
Вокруг зеленели холмы.
Смотрю я в стекляшку
Зеленого цвета,
И сразу зима
Превращается в лето…
Источник
|
| |
| |
