| Admin | Дата: Пятница, 11.10.2024, 17:42 | Сообщение # 1 |
 Генералиссимус
Группа: Администраторы
Сообщений: 143
Репутация: 0
Статус: Offline
| 
Писавший и по-русски, и по-киргизски Чингиз Айтматов вошел в советскую литературу ровно полвека назад, когда была напечатана его маленькая повесть "Джамиля", впоследствии переведенная на десятки языков мира. С кончиной Айтматова, похоже, завершилась эпоха могучих национальных писателей. Советская культурная политика старательно взращивала национальные литературы, но получила не искусственный и конъюнктурный пласт квази-словесности, а считанные единицы прекрасных авторов, появившихся там, где при других обстоятельствах о них бы никто не узнал. Кроме Айтматова в этой же когорте был, скажем, недавно умерший талантливый чукотский автор Юрий Рытхэу.
Айтматов близок не только национальным авторам, он странным образом вплотную примыкает к совершенно другой части советской литературы: к писателям-почвенникам, к Валентину Распутину и Виктору Астафьеву. У всех них, и у киргизского, и у русских писателей, проза схожа своей плотностью, насыщенностью, метафоричностью и полным отсутствием социалистического оптимизма. По нынешним временам кажется удивительным, что душераздирающий и напрочь лишенный руководящей линии партии "Белый пароход" Айтматова чуть ли не с середины 1970-х не покидал списки школьного внеклассного чтения.
Айтматова, сына репрессированного крупного киргизского партработника и выпускника сельскохозяйственного института во Фрунзе, начали печатать в республике в 1952 году. В 1956-м он поступил на московские Высшие литературные курсы и в год выпуска опубликовал небольшую повесть "Джамиля", тут же переведенную на массу языков (на французский его переводил Луи Арагон). С пропагандистской точки зрения "Джамиля" представлялась похвальной историей молодой женщины, порывающей с родовым прошлым Киргизии. Но повесть можно читать и как очень грустную историю любви. Так же читается и "Тополек мой в красной косынке", на первый взгляд банальная "проблемная" драма, столь популярная в советском кино, а вообще-то еще более печальный, чем "Джамиля", любовный роман. "Первый учитель" был более прямолинейным: в повести и в самом деле творилось отвратительное патриархальное насилие, за которым меркла любовная линия. Зато "Учителя" вскоре после выхода книги экранизировал Андрей Михалков-Кончаловский, и фильм отправился в широкий прока. Чингизу Айтматову не было еще и сорока, когда его имя узнали вся страна.
Айтматов не писал много и удивительно долго шел к крупной прозе: его первый по-настоящему большой роман "И дольше века длится день" вышел только в 1980-м. К этому времени у него вышли важнейшие повести: уже упоминавшийся выше "Белый пароход", принесший (через экранизацию) автору Госпремию СССР, и удивительный, стоящий особняком "Пегий пес, бегущий краем моря". Эта последняя вещь принесла писателю странный ярлык: магический соцреалист. Но это вряд ли справедливо: соцреализма, да и реализма там нет в помине. Это - насквозь поэтический, очень сильный, тщательно выстроенный текст, лишенный всякой идеологии и примет времени.
Когда Айтматов опубликовал "И дольше века длится день", за ним окончательно закрепилась слава писателя-философа. Его не помнящим ни родства, ни родины персонажам "манкуртам" была уготована долгая память: это словечко вошло в "перестроечный" лексикон середины 1980-х. В "небесной" линии романа земляне, напуганные появлением иного разума, отказываются от всякого контакта с внешним космосом, прикрываясь оружием. Эту метафору совсем нетрудно было, при тогдашней привычке читать между строк, понять как политический диагноз.
В 1986-м вышла "Плаха", самая большая книга Айтматова. Она молниеносно стала бестселлером в советском варианте: за романом занимали очереди, его передавали из рук в руки, о нем говорили на каждом шагу. В "Плахе" Айтматов заговорил о том, о чем до тех пор можно было только молчать: о боге, о вере, о наркотиках, о необыкновенной обыкновенной жестокости. После выхода этого романа писатель был причислен к сонму если не светил, то небожителей. Но это был излет эпохи, когда мы относились к литературе как к чему-то мессианскому. Более поздние книги Айтматова уже не имели такого потрясающего резонанса: и общество изменилось, и читать стали по-другому, и новые ответственные посты у писателя отнимали много сил и времени. Но отсутствие звенящей славы на склоне лет никак не умаляет заслуги Айтматова и не отменяет его писательской силы. Он приучил поколения читателей к обостренным чувствам: совести, боли, радости и чуда.
Юлия Штутина
|
| |
| |
