«Не только талант – как бы ни был он велик, не только доброта, остроумие, нравственное достоинство, помощь в поддержке сотням людей. Неопределимо – обаяние. А главное – Светлов был предметом общей непрестанной любви. Если был – значит заслужил», – сказал поэт Павел Антокольский.

Анна Ахматова, познакомившись со Светловым и проведя в его обществе несколько часов, прощаясь, сказала: – Знаете, Светлов, когда у нас в Питере мне говорили, как вас любят, я удивлялась: как могут такие разные люди любить одного человека? А познакомившись с вами, я поняла: вас не любить нельзя!
Его действительно любили, и любовь эта была взаимной. Однако любовь Светлова к людям отнюдь не была всеядной. Недаром он часто повторял: «Ерш – это не смесь разных напитков, ерш – это когда пьют с разными людьми!»...
Его настоящая фамилия — Шейнкман. Родился в Екатеринославе (ныне Днепропетровск) в бедной еврейской семье. В ранней автобиографии он написал коротко и иронично: "Я, Михаил Аркадьевич Светлов, родился в 1903 году 4/17 июля. Отец — буржуа, мелкий, даже очень мелкий. Он собирал 10 знакомых евреев и создавал "Акционерное общество". Акционерное общество покупало пуд гнилых груш и распродавало его пофунтно. Разница между расходом и приходом шла на мое образование. Учился в высшем начальном училище. В комсомоле работаю с 1919 г. Сейчас студент МГУ. Стихи пишу с 1917 г".
Знакомство с литературой произошло случайно: отец приволок в дом кучу классиков с тем, чтобы пустить бумагу на кульки для семечек. Юный Светлов охнул и договорился с отцом: сначала он читает, а потом родитель заворачивает. Так он приобщился к литературе. И еще любил рассказывать: "В детстве я учился у меламеда. Платили ему пять рублей. И вдруг отец узнал, что в соседнем местечке берут три. Он пришел к меламеду и сказал: "Хорошо, пять так пять. Но за эти деньги обучи его русской грамоте".
— Так я и стал, — заключал Светлов, — русским писателем.
Чтение дало импульс к собственному творчеству, и Михаил Светлов, будучи от горшка — два вершка, написал роман "Ольга Мифузорина", который оборвался на третьей странице. Потом увлекся стихосложением. Первое стихотворение было опубликовано в 1917 году в газете "Голос солдата". В 16 лет уже серьезная должность — главный редактор журнала "Юный пролетарий". Следующая веха — 1-й екатеринославский полк, созданный для борьбы с бандитами (следствие Гражданской войны).

Михаил Светлов. 1941 г.

В 1923 году Светлов вместе со своими екатеринославскими друзьями — Михаилом Голодным и Александром Ясным — переехал в Москву, где поселился в молодежном общежитии на Покровке. Рабфак, университет, Высший литературно-художественный институт им. Брюсова. И первые книги — "Рельсы" и "Ночные встречи" ("Сегодня больному паровозу/ В депо починили лапу"; "Время не то пошло теперь,/ Прямо шагать нельзя,/ И для того, чтоб открыть дверь,/ Надо пропуск взять...") Все это пробы пера. Серебряный отлив, не золотой. "Приговор прозвучал, /Мандолина поет/ И труба, как палач/Наклонилась над ней.../ Выпьем, что ли, друзья, /За семнадцатый год, /За оружие наше, за наших коней!.."
На Первом съезде писателей в 1934 году Николай Бухарин говорил: "Конечно, Светлов очень хороший советский поэт, но можно ли его сравнивать с Гейне?.. Он, как и многие наши поэты, еще провинциален, широта его умственных горизонтов и высота мастерства не идут ни в какое сравнение с аналогичными свойствами творца "Книги песен"..."
Откуда появилось сравнение с Генрихом Гейне? Сам Светлов позволил себе в одном из своих стихотворений разговаривать с Гейне (разговаривал же Маяковский с Пушкиным). Владимир Владимирович не очень одобрил разговор с мэтром и назвал Светлова "гейнеобразным евреем". На видение Гейне Светлову живо откликнулся и знаменитый пародист того времени Александр Архангельский:
...Присядьте, прошу вас, на эту тахту,
Стихи и поэмы сейчас вам прочту!.. —
Гляжу я на гостя, — он бел, как стена,
И с ужасом шепчет: — Спасибо, не на... —
Да, Гейне воскликнул: — Товарищ Светлов!
Не надо, не надо, не надо стихов!
Это стихотворение было напечатано в "Комсомольской правде" 29 августа 1926 года и сразу прославило Светлова. Даже Цветаева написала Пастернаку из Парижа: "Передай Светлову, что его "Гренада" — мой любимый (чуть не сказала лучший) стих".
Мы ехали шагом,
Мы мчались в боях
И "Яблочко"-песню
Держали в зубах.
Ах, песенку эту
Доныне хранит
Трава молодая —
Степной малахит...
Позднее Светлов рассказывал историю создания "Гренады": мол, шел по Тверской и увидел вывеску "Гостиница Гренада" — "и появилась шальная мысль: дай напишу какую-нибудь серенаду". Серенада в конечном счете переросла в балладу в духе "перманентной революции" Льва Троцкого. Очень была заманчивая идея 20-х годов: мировая революция; изгнать капитал и утвердить победу рабочих и крестьян, вот отсюда и у украинского хлопца "испанская грусть": "Мы мчались, мечтая/ Постичь поскорей /Грамматику боя — /Язык батарей".
Какая-то космическая идея о всемирной правде и справедливости.
Отряд не заметил
Потери бойца
И "Яблочко"-песню
Допел до конца.

Михаил Светлов с боевыми товарищами. 1944 г.

Вторая вершина — "Каховка", написанная в 1935 году и положенная на музыку Исааком Дунаевским. Люди старшего поколения сразу вспомнят "Песню о Каховке":
Ты помнишь, товарищ, как вместе сражались,
Как нас обнимала гроза?
Тогда нам обоим сквозь дым улыбались
Ее голубые глаза...
Такая милая воспоминательная песня, но в ней есть и другой смысл, который, возможно, Михаил Аркадьевич и не вкладывал: слова "но наш бронепоезд / Стоит на запасном пути!" звучат как угроза. Угроза возвращения сталинизма, угроза возвращения имперских замашек, угроза подавления любых прав личности. Как романтик, Михаил Аркадьевич, естественно, об этом не думал. Но вышло у него ужасающе грозно.
Стихотворение "Итальянец" было написано в 1943 году (во время войны Светлов был политработником, писал очерки, стихи, военные корреспонденции).
Молодой уроженец Неаполя!
Что оставил в России ты на поле?
Почему ты не мог быть счастливым
Над родным знаменитым заливом?
Я, убивший тебя под Моздоком,
Так мечтал о вулкане далеком!
Как я грезил на волжском приволье
Хоть разок прокатиться в гондоле!
Больше поэтических вершин у Светлова и не было. Основной массив замечательных и хороших стихов пришелся на 20-е годы. Это — "Рабфаковке", "Старая Русь", "Дон-Кихот", когда поэт мог быть лирически раскованным, ироничным и веселым.
Годы многих веков
Надо мной цепенеют.
Это так тяжело.
Если прожил балуясь...
Я один —
Я оставил свою Дульцинею...
О шутках и улыбках Светлова существует целая литература. Он всегда был искрометен в стихах и высказываниях.
К моему смешному языку
Ты не будь
Жестокой и придирчивой, —
Я ведь не профессор МГУ,
А всего лишь
Скромный сын Бердичева.
В золотую книгу юмора вошли многие речения Светлова, такие, к примеру: "Дружба — понятие круглосуточное", "Гений — это вечная наша дружба", "Порядочный человек — это тот, кто делает гадости без удовольствия", "От него удивительно пахло президиумом" и т.д. Один удачливый драматург приобрел массивные золотые часы с толстым золотым браслетом. Увидев это приобретение, Светлов предложил: "Старик, а не пропить ли нам секундную стрелку?"
Одна назойливая дама без конца спрашивала у заболевшего Светлова: "И что же у вас все-таки находят?" Он ответил: "Талант!"
Какой-то восторженный поклонник, увидев Светлова, воскликнул: "Б-же мой, передо мной живой классик!" На что поэт возразил: "Что вы! Еле живой". По поводу поэтических текстов Светлов любил говорить: "Хочу испить из чистого родника поэзии до того, как в нем выкупается редактор". На юбилее Шота Руставели Светлов разразился экспромтом:
Мы приехали в Тбилиси,
Все мы там перепилися.
Шо-то пили, шо-то ели,
Словом, Шота Руставели.
Светлов помогал людям весело и празднично, как добрый волшебник...
Михаил Аркадьевич Светлов был удивительным бессребреником. Все, что зарабатывал, тратил на друзей, на угощения, на подарки и очень мало на себя. Денег всегда почему-то не хватало. Однажды он пришел в издательство в день гонорара, но выяснилось, что его имени в ведомости нет. Другой бы расстроился, а Светлов лишь пошутил: "Давно не видел денег. Пришел посмотреть, как они выглядят".
Лично на себя Светлов тратил мало, только что на выпивку. Зимой ходил в осеннем пальто, одежда всегда была в неряшливом виде, но поэта это не заботило, он жил исключительно поэзией. Однажды перед отъездом в Вильнюс, где готовились Дни русской поэзии, жена Светлова умоляла Льва Озерова: "Я не прошу вас следить за тем, чтобы Михаил Аркадьевич не курил. Не прошу вас следить за тем, чтобы не пил. Прошу вас следить только за тем, чтобы он не ложился спать в новом костюме". Ну, и, конечно, Светлов завалился спать именно в новом костюме, отчего утром пиджак стал мятым и жеванным. Живший с ним в одном номере Озеров сказал: "Надо погладить". Светлов ответил шуткой: "Пусть лучше меня погладят, это мне будет приятней".
Жестокая болезнь свалила Светлова. В один из дней в больнице поэт обратился к Лидии Либединской: "Старуха, привези мне пива!" — "Пива?!".
Светлов не был баловнем судьбы: его творчество нередко подвергалось критике, как было, к примеру, с прекрасной пьесой «Глубокая провинция», которая имела несчастье не понравиться Сталину. Он никогда не был богат. Но это не мешало ему утверждать:
Богат я! В моей это власти -
Всегда сочинять и творить,
И если не радость и счастье,
То что же мне людям дарить?
«Можно не иметь ни копейки денег и быть щедрым. Можно иметь массу денег и быть скупердяем, – говорил он и добавлял: – У меня остался единственный рубль. Хочу сходить в нотариальную контору, снять с него копию». Никто никогда не слышал от него ни слова жалобы. Он умел шутить над своими самыми серьезными бедами.
Когда у него подозревали туберкулез, он на вопрос о самочувствии отвечал: «Вот так и хожу, опираясь на палочку Коха…»
У Светлова в записной книжке есть такая запись: «Памятники – это не только гранит или мрамор, это тень ушедших. Ушедших, сказавших свое, навсегда запомнившееся слово».
Михаил Светлов скончался 28 сентября 1964 года, в возрасте 61 года.
Евгений Евтушенко писал в "Балладе о преступной мягкости" (1968), отмечая, что Светлов так и не побывал в Испании:
И без укоризны,
Угасший уже,
Он умер с безвизной
Гренадой в душе...

Слева направо поэты Михаил Светлов, Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Евгений Евтушенко на вечере поэзии в Политехническом музее, 1964 год.

Бессмертие.
Как мальчики, мечтая о победах,
Умчались в неизвестные края
Два ангела на двух велосипедах —
Любовь моя и молодость моя.

Иду по следу. Трассу изучаю.
Здесь шина выдохлась, а здесь прокол,
А здесь подъем — здесь юность излучает
День моего вступленья в комсомол.

И, к будущему выходя навстречу,
Я прошлого не скидываю с плеч.
Жизнь не река, она — противоречье,
Она, как речь, должна предостеречь —

Для поколенья, не для населенья,
Как золото, минуты собирай,
И полновесный рубль стихотворенья
На гривенники ты не разменяй.

Не мелочью плати своей отчизне,
В ногах ее не путайся в пути
И за колючей проволокой жизни
Бессмертие поэта обрети.

Не бойся старости. Что седина? — пустое!
Бросайся, рассекай водоворот,
И смерть к тебе не страшною — простою,
Застенчивою девочкой придет.

Как прожил ты? Что сотворил? Не помнишь?
И всё же ты недаром прожил век —
Твои стихи, тебя зовет на помощь
Тебя похоронивший человек.

Не родственник, ты был ему родимым,
Он будет продолжать с тобой дружить
Всю жизнь, и потому необходимо
Еще настойчивей, еще упрямей жить.

И, новый день встречая добрым взглядом,
Брось неподвижность и, откинув страх,
Поэзию встречай с эпохой рядом
На всем бегу,
На всем скаку,
На всех парах.

И, вспоминая молодость былую,
Я покидаю должность старика,
И юности румяная щека
Опять передо мной для поцелуя.

Артист.
Четырем лошадям
На фронтоне Большого театра —
Он задаст им овса,
Он им крикнет веселое «тпру!».
Мы догнали ту женщину!
Как тебя звать? Клеопатра?
Приходи, дорогая,
Я калитку тебе отопру.

Покажу я тебе и колодец,
И ясень любимый,
Познакомлю с друзьями,
К родителям в гости сведу.
Посмотри на меня —
Никакого на мне псевдонима,
Весь я тут —
У своих земляков на виду.

В самом дальнем краю
Никогда я их не позабуду,
Пусть в моих сновиденьях
Оно повторится стократ —
Это мирное поле,
Где трудятся близкие люди
И журавль лениво бредет,
Как скучающий аристократ.

Я тебе расскажу
Все свои сокровенные чувства,
Что люблю, что читаю,
Что мечтаю в дороге найти.
Я хочу подышать
Возле теплого тела искусства,
Я в квартиру таланта
Хочу как хозяин войти.

Мне б запеть под оркестр
Только что сочиненную песню,
Удивительно скромную девушку
Вдруг полюбить,
Погибать, как бессмертный солдат
В героической пьесе,
И мучительно думать в трагедии:
«Быть иль не быть?»

Быть красивому дому
И дворику на пепелище!
Быть ребенку счастливым,
И матери радостной быть!
На измученной нашей планете,
Отроду нищей,
Никому оскорбленным
И униженным больше не быть!

И не бог поручил,
И не сам я надумал такое,
Это старого старше,
Это так повелось искони,
Чтобы прошлое наше
Не оставалось в покое,
Чтоб артист и художник
Вторгались в грядущие дни.

Я — как поле ржаное,
Которое вот-вот поспеет,
Я — как скорая помощь,
Которая вот-вот успеет,-
Беспокойство большое
Одолевает меня,
Тянет к людям Коммуны
И к людям вчерашнего дня.

По кавказским долинам
Идет голодающий Горький,
Пушкин ранен смертельно,
Ломоносову нужно помочь!..

Вот зачем я тебя
Догоняю на славной четверке,
Что мерещится мне
В деревенскую долгую ночь!

Испанская песня.
Над израненной пехотой
Солнце медленно плывет,
Над могилой Дон-Кихота
Сбросил бомбу самолет.
И в дыму военной бури,
И у смерти на краю
Ходит с песней Ибаррури —
Ходит женщина в бою.
Я хотел бы с нею вместе
Об руку, ладонь в ладонь,
У пылающих предместий
Встретить полночи огонь,-
Чтоб отряды шли лавиной,
Чтобы пели на ходу
Все, что пела Украина
В девятнадцатом году;
Чтоб по улицам Толедо
С этой песней прошагать,
Теплым воздухом победы
Учащенно задышать!..
Над землей военнопленной,
Над Севильей держит путь
Гул, мешающий вселенной
Утомленной отдохнуть.