"И неизменная любовь". Евдокия Ростопчина.
Е. П. Ростопчина на акварели П. Ф. Соколова (1842/1843)
"Я научила женщин говорить,
Но, Боже, как их замолчать заставить!", - притворно негодовала Главная Поэтесса двадцатого века. Давно уже замечено, что эмансипация, помимо всем очевидных минусов, имела и свои плюсы, позволив женщине встать наравне с мужчиной - по крайней мере, в искусстве. И все же традиция женского стихотворства, как и многие другие литературные традиции России, берет начало в XIX веке.
Евдокия Петровна Сушкова родилась 23 декабря 1811 года в Москве, на Чистых Прудах. Отец ее, Петр Васильевич, был связан с армией и на хозяйственных должностях дослужился до действительного статского советника: так, меньше чем через год после рождения дочери ему было поручено "заготовление вещей" для армий, участвовавших в сражениях двенадцатого года. Мать, Дарья Ивановна, умерла от чахотки, когда девочке было шесть лет, и она вместе с братьями осталась в Москве: отец в это время служил сперва в Оренбургской губернии, а затем в Петербурге.
Традиционно домашнее образование будущей поэтессы было, по словам одного из братьев, "довольно безалаберным", но компенсировалось живым умом и хорошей памятью.
Одним из воспитателей Евдокии Петровны стал поэт и педагог Семен Раич, прививший девочке любовь к русской литературе (чуть раньше одним из его питомцев стал будущий великий поэт Федор Иванович Тютчев). Поэтому неудивительно, что страсть к сочинительству зародилась в юной Сушковой довольно рано: по свидетельству брата, она начала писать стихи в 1828 или 1829 году. Три года спустя одно из ее стихотворений, "Талисман", нечаянно попало в руки друга дома, князя Вяземского, и тот поместил стихи в одном из петербургских альманахов, пленившись их искренностью.
"Мне талисман дороже упованья, Я за него отдам и жизнь, и кровь: Мой талисман - воспоминанье И неизменная любовь!"
В семье, где на сочинителей смотрели в духе Обломова-старшего, "дебют" сочли постыдным и неприличным, и Евдокия Петровна решила во что бы то ни стало спастись от домашнего гнета. В 1833 году она вышла замуж за графа Андрея Федоровича Ростопчина (сына знаменитого московского генерал-губернатора), а несколько лет спустя переехала с семейством в Петербург, открыв литературный салон и получив возможность печататься в лучших периодических изданиях. Увы, личная жизнь складывалась куда грустнее литературной: муж оказался не слишком тонкой и ранимой душой, зато талант Ростопчиной и ее саму ценили Пушкин, Жуковский и даже Белинский. Кстати, едва ли не самые известные строки вылились из ее души после известия о смерти Лермонтова, который также был к ней неравнодушен.
"Поэты русские свершают жребий свой,
Не кончив песни лебединой!"
Тропинин Василий Андреевич.
Портрет Е.П.Ростопчиной. Этюд.
Между тем, помимо стихов, графиня не брезговала и прозой: в 1838 году, в журнале "Сын Отечества" были напечатаны две повести, впоследствии переизданные под названием "Очерки большого света". Успеха они не имели, но интересно, что этот самый "большой свет" высоко ценил дарование графини: когда она предложила к постановке комедию в стихах "Возврат Чацкого в Москву", пьесою заинтересовался сам Николай I, однако соизволения на ее "театральную жизнь" не дал. Со временем монарх охладел к писательнице и запретил ей проживание в столице, прочитав балладу "Насильный брак" - аллегорическое осуждение отношений России с Польшей.
По возвращении из длительной зарубежной поездки Ростопчина поселилась в Москве, и это решение стало для нее роковым. В последние годы царствования Николая I литературная эпоха круто изменилась, интерес к ее творчеству упал, а к литературным неурядицам прибавились и семейные: свекровь писательницы была ярой католичкой и не одобряла православного воспитания, которое Ростопчина давала детям. Так что последние годы ее прошли в той же гнетущей атмосфере, из которой она так стремилась вырваться.
Конец мытарств наступил 3 декабря 1858 года. "Графиня Ростопчина, молодая, умерла в Москве от рака желудка: она прославилась своими поэтическими произведениями и своей легкомысленной жизнью", - записал в литературном дневнике Павел Дмитриевич Дурново.
Дар матери унаследовала дочь Лидия, жившая в Париже и выпустившая там весьма успешную книгу для детей "Belle, sage et bonne". Еще одна дочь, Ольга, вышла замуж за итальянского дипломата, а сын Виктор нес военную службу на Кавказе и в Сибири.
Посмертная же судьба поэтессы была не слишком завидной.
Комедия о Чацком, напечатанная вскоре после ее смерти отдельным изданием, казалась Писаревым и Базаровым забавным анахронизмом, литературные энциклопедии именовали ее стихи "интимными переживаниями великосветской львицы с необычайно ограниченным кругозором".
И должное поэтессе стали отдавать лишь сравнительно недавно, когда стало понятно: Ахматова и Цветаева были отнюдь не первыми...
Сергей Князев.
old.superstyle
Женщины в русской истории.Евдокия Петровна Ростопчина.
ТЕБЕ ОДНОМУ
(Из "Неизвестного романа")
Нет, не тогда бываю я счастлива,
Когда наряд, и ленты, и цветы
Блестят на мне, и свежестью красивой
Зажгут в тебе влюбленные мечты.
И не тогда, как об руку с тобою,
Увлечена разгулом молодым,
Припав к тебе вскруженной головою,-
Мы проскользнуть сквозь вальса вихрь спешим.
И не тогда, как оба мы беспечны,
Когда наш смех, наш длинный разговор
Оживлены веселостью сердечной,
И радостно горит наш светлый взор.
Счастлива я, когда рукою нежной
Я обовьюсь вкруг головы твоей,
И ты ко мне прислонишься небрежно,
И мы молчим, не разводя очей...
Счастлива я, когда любви высокой
Святую скорбь вдвоем почуем мы,
И думаем о вечности далекой,
И ждем ее, взамен житейской тьмы!..
Счастлива я наедине с тобою,
Когда забудем мы весь мир земной,-
Хранимые свободной тишиною
И заняты, ты мной, а я тобой!..
Счастлива я в часы благоговенья,
Когда, полна блаженства моего,
Я о тебе молюся провиденью
И за тебя благодарю его!
***
РОМАНС (КОГДА Б ОН БЫЛ...)
(Для Елизаветы Петровны Пашковой)
Когда б он был теперь со мною,
Наряд бы мой прельщал меня;
Но нет его!.. душа моя
Полна страданьем и тоскою.
Когда я сердце отдала,
Я быть кокеткой не умела,
Но он нашел что я мила.
Теперь пленять я б не хотела,
Что в красоте?.. здесь нет его!
Когда б он здесь был, я б желала
Блистать умом и остротой;
Но нет его - исчез ум мой,
Игривость резвая пропала,
Веселье взор мой не живит,
Воображенье охладело;
Душа и сердце - всё молчит!
Теперь блистать я б не хотела,
К чему мне ум?.. здесь нет его!
Февраль 1830, Москва
***
КОГДА Б ОН ЗНАЛ!
Подражание Г-же Деборд-Вальмор1
(Для Елизаветы Петровны Пашковой2)
Когда б он знал, что пламенной душою
С его душой сливаюсь тайно я!
Когда б он знал, что горькою тоскою
Отравлена младая жизнь моя!
Когда б он знал, как страстно и как нежно
Он, мой кумир, рабой своей любим...
Когда б он знал, что в грусти безнадежной
Увяну я, непонятая им!..
Когда б он знал!..
Когда б он знал, как дорого мне стоит,
Как тяжело мне с ним притворной быть!
Когда б он знал, как томно сердце ноет,
Когда велит мне гордость страсть таить!..
Когда б он знал, какое испытанье
Приносить мне спокойный взор его,
Когда в замен немаго обожанья
Я тщетно жду улыбки от него.
Когда б он знал!..
Когда б он знал, в душе его убитой
Любви бы вновь язык заговорил,
И юности восторг полузабытый
Его бы вновь согрел и оживил!-
И я тогда, счастливица!.. любима...
Любима им, была бы, может быть!
Надежда льстит тоске неутолимой;
Не любит он... а мог бы полюбить!
Когда б он знал!..
Февраль 1830, Москва
***
ЗВЕЗДЫ ПОЛУНОЧИ
Ye stars, the poetry of Heaven!..
«Childe-Harold»1
Кому блестите вы, о звезды полуночи?
Чей взор прикован к вам с участьем и мечтой,
Кто вами восхищен?.. Кто к вам подымет очи,
Не засоренные землей!
Не хладный астроном, упитанный наукой,
Не мистик-астролог вас могут понимать!..
Нет!.. для изящного их дума близорука.
Тот испытует вас, тот хочет разгадать.
Поэт, один поэт с восторженной душою,
С воображением и страстным и живым,
Пусть наслаждается бессмертной красотою
И вдохновением пусть вас почтит своим!
Да женщина еще — мятежное созданье,
Рожденное мечтать, сочувствовать, любить,—
На небеса глядит, чтоб свет и упованье
В душе пугливой пробудить.
Август 1840, Село Вороново
