Прекрасная Адини.
Карл Брюллов "Святая царица Александра, вознесенная на небо".1845 г.
"Святая царица Александра" – необыкновенное произведение в творчестве Карла Брюллова. Образу великомученицы царицы Александры художник придал портретные черты младшей дочери императора Николая Первого Александры, умершей в 1844 году в девятнадцатилетнем возрасте.Современники, говоря о старших дочерях императора, подчеркивали их особую красоту. У Адини, как звали в семейном кругу Александру Николаевну, отмечали "большой талант души и сердца". В 18 лет она была неотразима: " Кто тогда видел великую княжну, тот должен был сказать, что небо наделило свое лучшее создание всеми талантами духа и всем блеском земли".
Портрет-икона одной из самых красивых русских княжон - Александры, дочери Николая I, судьба которой легко могла бы стать сюжетом для мелодрамы. На картине изображена Великомученица IV века, супруга императора Диоклетиана, которая была обращена в христианство Святым Георгием, и вместе с ним приняла мученическую смерть. Эта икона является еще и портретом великой княгини Александры Николаевны, младшей дочери императора Николая I, которая умерла в 1844 г. в девятнадцатилетнем возрасте от чахотки.
Она была дочерью императора Николая I Павловича воспитывалась вместе с сестрами - Великими княжнами Марией и Ольгой. Воспитатели отмечали простоту и строгость обстановки, в которой жили дочери императора. Покои их на первом этаже Зимнего Дворца лишены были обычной роскоши Императорского Дворца. Любовь к ним венценосных родителей никогда не переходила в неуместное баловство, столь известно в обычных семьях. Николай I понимал, что державное замужество и переезд его дочерей в небогатые немецкие Дворы к державным избранникам, решительно изменяло их жизнь, поскольку становилось ясно, что блистательная жизнь при Императорском Санкт-Петербургском Дворе, в то время самом пышном и великолепном Дворе Европы, безусловно, отличалась от предстоящей жизни. Но девочек готовили вести себя достойно.
Редкая красота, живо напоминавшая как черты лица августейшей матери, так и покойной бабушки, прусской королевы Луизы, соединялась в Александре Николаевне с необыкновенной даровитостью. В 14 лет у Великой княжны обнаружился замечательный голос, диапазон которого достигал трех полных октав! Император Николай I не только с охотой слушал пение Великой княжны, но и сам исполнял с ней и фрейлиной Н. А. Бартеневой церковное трио. Дома ее называли Адини, «наш луч солнца», «всеми любимая наша сестра».
Императрица Александра Феодоровна всеми силами способствовала развитию вокального дарования дочери. В качестве учителя пения к Великой княжне был приглашен итальянец Солива, который после годичных занятий обратил внимание на не прекращавшийся кашель своей ученицы. Придворным докторам не понравилось такое вмешательство в их дела, и Солива был уволен. Новая учительница, сменившая графиню, также обратила внимание на то, что голос Великой княжны по временам производил тяжелое болезненное впечатление. Об этом доложили императрице, которая пожелала, чтобы лейб-медик Мандт выслушал больную. Но императрицу успокоили, вооружили Великую княжну против доктора - и мысль о правильном, методическом лечении опять была оставлена.
Когда Александре исполнилось 19 лет, родители стали подумывать о ее замужестве. К тому времени в Петергоф прибыли принц Фридрих-Вильгельм, сын ландграфини Гессен-Кассельской Шарлотты и ландграфа Вильгельма. В жены ему прочили Ольгу. Но принц был настолько потрясен красотой и обаянием Александры, что заявил матери: он женится только на этой девушке.
Незадолго до бала в Большом Петергофском дворце, он увидел Адини; между ними пробежала искра. Ольга уступила возможного жениха сестре. Объяснение с императрицей Александрой Федоровной в присутствии Адини состоялось на террасе дворца в Стрельне. «Адини любит его! - сказала Ольга». «Она видела Фрица, - писала впоследствии Ольга Николаевна, - через поэтическую вуаль своих восемнадцати лет, и Бог отозвал ее к Себе ранее, чем ее взгляд увидел другое». Правда, после бракосочетания она пыталась развить своего Фридриха морально и духовно, отвлечь от светских развлечений, вела серьезные разговоры, «читала с ним Плутарха, чтобы пример благородных мужей помог ему».
Великая княжна Ольга Николаевна писала: «Папа страдал из-за меня, и все-таки он был счастлив удержать меня при себе. Конечно, он любил также и Адини, но она была для него еще ребенком, а не равной ему, с кем можно было поговорить, как со мною; к тому же Адини была всегда очень молчаливой в его обществе из-за боязни неправильно говорить по-русски.Каким сокровищем была Адини, Папа понял в тот момент, когда ее не стало». И далее: «В день Петра и Павла, 29 июня, во время торжественного обеда была объявлена помолвка . Когда Фриц незадолго до этого спросил Папа, смеет ли он говорить с ним, Папа заключил его в объятия и сказал: "Вот мой ответ!"».
Когда царская семья в августе по обыкновению переселяется на осенние месяцы в Царское Село, Адини не подозревает, что не только на это лето — самое блаженное в ее жизни, но навсегда прощается она с «петергофским раем» — с великолепием его каскадов и фонтанов, с далью моря и мечтательными дорожками Александрии, с уютом любимого Коттеджа. Здесь, в своей обставленной «с прелестной простотой» девичьей комнате, где центральное место на столе занимает теперь портрет ее возлюбленного, она записывает на последней странице дневника: "Кончаю этот дневник и, по странной случайности, одновременно завершаю свое девичье существование. Оно было прекрасным, это существование, и очень счастливым. Я не знала горя. Бог и любящие меня люди помогли мне запастись необходимым для моей будущности. Оно раскрывается теперь передо мной как заря прекрасного дня. Так пусть же облака, которые ее обложат, рассеются прежде вечера, а вечер моей жизни да будет похож на его зарю! Да поможет мне Бог! "
Могла ли подозревать она, полная светозарных надежд, что судьба тем временем уже обводила ее едва расцветающую жизнь траурной рамкой? Могла ли ведать, что никогда больше не суждено ей повторить и долгие прогулки по осенним аллеям царскосельского парка, где она дает теперь волю своим мечтам о будущем? Она не знает всего этого и счастлива, как может быть счастливым только юное влюбленное существо.
Правда, уже с весны ее донимает затяжной кашель, который, несмотря на микстуры, упорно не желает проходить. Первые ростки тревоги начинают закрадываться в сердце матери, и она не может удержаться, чтобы почти бессознательно не поделиться ими с женихом, к которому она с самого начала и до конца своих дней питала «поистине материнские чувства» — «словно я носила тебя под своим сердцем», как признается ему сама Александра Федоровна. «Обилие Твоих писем делает Твою Адини счастливой, — пишет она будущему зятю. — Всякий раз, получая Твое письмо, она краснеет от удовольствия. Здоровье ее вполне в порядке, только что-то очень странно, что кашель все еще не совсем прошел».
Первым на нездоровье великой княжны задолго до очевидного проявления болезни обратил внимание ее учитель пения Солива, однако придворные врачи успокоили императрицу, а проницательный итальянец поплатился тем, что был отстранен и вынужден был покинуть Россию.
Впрочем, сама невеста, витающая в радужных грезах, не придает этому значения, тем более что и ее доктор Раух не видит никаких поводов для беспокойства. Она поглощена мыслями о «своем Фрице», описывает ему в старательном рисунке свою просто обставленную комнату в Александровском дворце, главным украшением которой и здесь является теперь стоящий на мольберте его портрет, написанный летом Карлом Штейбейном, и считает дни до встречи с ним самим.
29 декабря того же 1843 года официально отпраздновали помолвку Адини, 30 декабря состоялся торжественный прием, на котором присутствовал отец Фридриха семидесятилетний ландграф Гессен-Кассельский. «Фриц рядом со своей прелестной невестой,—передавала свои впечатления Олли, — казался незначительным и без особой выправки. Позднее я вспоминала, как был обеспокоен старый доктор Виллие, лейб-медик дяди Михаила, после того, как, пожав руку Адини, он почувствовал ее влажность. "Она, должно быть, нездорова" - сказал он тогда». Тогда еще не знали, что еще в июне 1843 г. Адини заболела чахоткой (туберкулезом).
Меньше, чем через два месяца, 28 января 1844 года, состоялось венчание. «Высоконовобрачные» переехали в свои апартаменты Зимнего дворца. Началась обычная светская жизнь молодой четы.
Летом чахотка усилилась и уже не отступала. Больную перевезли в Царское Село, а в ночь на 29-е июля она преждевременно разрешилась от бремени младенцем. В тот же день не стало всеми любимой Великой Княгини.«Весь Петербург оделся в траур, в городе не было «ни одного сухого глаза».
Брат Александры, Великий Князь Константин, записал в день ее погребения: «4 августа…Не забуду я никогда, как гроб понесли, как Папа вполголоса сказал: «С Богом», как гроб медленно стал спускаться в тихую могилу, как мы все бросили на него землю, как, наконец, я в последний раз взглянул на него в глубине могилы – и все исчезло с лица земли, что было Адини».
Погребена она в Петропавловском соборе, у северной стены, недалеко от западных дверей. В память Великой Княгини Александры Николаевны в С.-Петербурге была открыта женская больница (на Надеждинской улице) и устроен образцовый приют с сиротским отделением для девочек. В 1850 году в Царском Селе был поставлен Великой Княгине памятник работы Витали (был уничтожен в первые годы советской власти). На памятнике Николаю I в Петербурге также есть прекрасная Адини. Похожа или нет - это уже сравните с портретами.
За Эрмитажным (Львиным) каскадом в Петергофе, южнее Березовой аллеи, - есть мраморная скамья-памятник, она сооружена тоже в память младшей дочери Николая I – великой княгини Александры Николаевны по проекту архитектора А.Штакеншнейдера в 1847 г. Бюст великой княгини, стоящий позади скамьи, выполнен скульптором И.Витали. Памятник воссоздан в 2000 г.
