Александр Балуев:  «Нужно жить секундами!»

В творческой биографии Александра Балуева было много ролей  военных- «военных-здоровенных». Типаж настоящего мужчины режиссеры эксплуатировали весьма успешно. Но самому Александру в какой-то момент это не могло не надоесть, и однажды он даже сказал, что больше никогда не наденет военную форму на съемочной площадке. В последнее время он обратился к театру. Александр Балуев играет главную роль в спектакле Ленкома «Попрыгунья», а также поставил музыкальный спектакль «Территория страсти».

- Вы производите впечатление очень скромного человека. А как вы относитесь к популярности?
- Спокойно. Если бы она пришла лет в 18, тогда бы могло быть некое головокружение, опьянение. А я был к  ней готов. И отношусь ко всему трезво. Не знаю, поздно это пришло или нет. Все приходит тогда, когда приходит.

- Вы фаталист?
- Я уверен, что судьба есть, и все, что происходит с нами, заложено. Но я не хочу ничего загадывать и знать, что ждет меня в будущем.
- Но в связи с вашей работой вы вынуждены планировать свою жизнь…
- Вынужден. Но не люблю это делать. Потому что понимаю, насколько все хрупко и зыбко. Столько тому примеров! Какие могут быть планы? Каждому человеку отпущено определенное количество импульсов. Нужно жить одним днем, даже не днем, а секундами. День – это слишком большая дистанция…
- Вы не амбициозный человек?
- Мне кажется, что с амбициями я уже разобрался. Конечно, у меня есть какие-то собственные амбиции, желания. Но я не мечтаю о ролях.
-  Вы как-то сказали, что запретили себе мечтать…
- О ролях – да.
- Бывает, что испытываете чувство белой зависти?
- Бывает. В свое время мне очень понравился фильм «Авиатор». Но я не видел себя в роли Ди Каприо. Просто позавидовал, что у кого-то есть возможность осуществлять подобные идеи. И вообще на Западе снимается больше человеческого кино.

- Одно время вы работали в Америке. Хотелось бы еще там поработать?
- Это было в период, когда в России не снимали кино. Сейчас я бы с большей радостью поработал где-нибудь в Европе, у европейских кинематографистов, потому что они снимают близкое мне  кино, - более человеческое, без технологических «наворотов». Про людей.
- В одном из ваших интервью вы говорили, что вам близок итальянский театр…
- Глупо на нашей почве, в России стремиться к итальянской комедии dell'arte (комедия масок) . Мне нравится та праздничность, которая присутствует в итальянском театре. Не только в театре, но и  в живописи, в музыке этого иногда не хватает. Может, у меня были какие-то итальянские корни. Кто знает… Но я ничего не делаю в этом направлении: не ищу итальянских пьес, не стремлюсь поехать в Италию.
- С 2013 года вы играете в спектакле театра Ленком…
- Да! Это для меня большое счастье! Я очень давно не участвовал в спектаклях репертуарного театра. «Небесные странники», скорее, не пьеса, а… литературная такая история. За основу взята «Попрыгунья» Чехова, но тоже, скорее, лишь как повод для сюжета. Главной задачей было найти современный язык, чтобы донести идею до зрителя. Ленком всегда отличался умением такой язык находить, находить верный способ общения с залом. Вообще, сыграть Чехова на сцене – редкая удача для актера.
- А почему вы решили поставить спектакль «Территория страсти»?
- Началось все с музыки. Композитор этого спектакля Глеб Матвейчук. Глеб очень талантливый человек, Моцарт нашего времени. Изначально эта история была задумана для театра имени Моссовета, но постановку все время откладывали. И естественное желание Глеба было, чтобы эта музыка воплотилась в жизнь. И почему-то он обратился ко мне. Послушав музыку, я понял, что было бы преступлением похоронить ее, и понял, что надо делать спектакль…
- Как ощущали себя в роли режиссера? Это ведь ваш первый режиссерский опыт…
- По своему характеру я абсолютно не режиссер. Я всего лишь – партнер этих актеров, с которыми выхожу на одну сцену.
- Поясните вашу фразу: «Самое большое счастье – молчать на экране».
- Есть фильмы, в которых слова вообще не несут нагрузки. Кино - это же не радио, это не музыка, где есть звуки. Кино - это немножко другой способ восприятия. Я не говорю о том, что надо вернуться  к немому кино. Конечно, если это фильм по Достоевскому, то без слов там не обойтись. Но когда снимается экшен, слова не обязательны.
- У вас бывает ощущение, что «не там и не здесь я должен быть»?
- Никогда! Я счастливый человек! Живу с пониманием, что именно здесь и сейчас я должен быть.
- Переживаете, когда нет работы?
- Нет. У меня бывают паузы, когда я нигде не снимаюсь. Но не страдаю от этого. Отдыхаю, езжу много. Побывал на Байкале, в Улан-Уде. Работа – ведь не вся жизнь. Есть много чего интересного! Люблю путешествовать, люблю смотреть кино. Если фильм не очень захватывает, включаю его просто как фон и думаю о своем, люблю засыпать под какой-нибудь фильм.
- А музыка?
- Я не меломан. Но не могу без слез слушать Рахманинова. Он берет за душу. Кстати в картине Аллы Суриковой «Вы не оставите меня»  главный герой очень любит Рахманинова. И в фильме звучит много его музыки. Этого не было в сценарии. Но когда мы встретились с Аллой Ильиничной, выяснилось, что мы оба любим этого композитора.
Мне было интересно сниматься в этой картине, поскольку там я отошел от привычного для себя образа. Сыграл мягкого человека. Наверное, это то, что я хотел.

- Представляю, как вы устали от того типажа военного, сильного мужчины, который вам так часто навязывают…
- А что делать? Наверное, надо было от этого вовремя начать отказываться. У меня это как-то не очень получалось. Повторений в характерах не было, но была тема войны, разных войн. Все это и привело к созданию определенного имиджа, чего я больше всего боялся.
- Если бы у вас был сын, вы бы хотели, чтобы он отслужил в армии?
- Нет! Я бы все сделал, чтобы он не пошел в современную армию. Именно потому, что знаю, что там происходит. Да и вообще я не уверен, что все должны пройти через армию.
- Есть такое мнение, что мужчина не может состояться без армии.
- Армия кому-то необходима, а кому-то вовсе противопоказана. Это очень непростая тема. У кого-то есть потребность в коллективном существовании, некоторые люди начинают чувствовать себя людьми только тогда, когда находятся в строю. А для меня это невозможно. Я когда нахожусь в коллективе, в строю перестаю чувствовать себя человеком, личностью.
- Так повелось с детства, со школы?
- Да. Так и в школе было. Мне противопоказано находиться в коллективе. Может, поэтому я не задерживался в театральных труппах. Это не значит, что я сижу под колпаком в одиночестве, но привязанности и потребности к жизни в коллективе у меня нет. Мне это не нужно.

Фильм Жуков

- Может, все дело в любви к свободе. А что такое, на ваш взгляд, свобода?
- Существует очень тонкая грань между свободой и вседозволенностью. Я считаю, что надо, чтобы подросток, когда вылетает из родительского дома, понимал ее. Ему надо показать, что его родители не всегда будут с ним и наступит момент, когда придется одному или одной идти по жизни. И желательно, чтобы к этому времени в человеке уже была заложена какая-то внутренняя готовность к этому, внутренняя свобода, чтобы он умел делать выбор, чтобы он умел существовать в любой точке земного шара, говорить на иностранных языках, чтобы он чувствовал себя комфортно в любых социальных условиях, социальных группах. Одним словом он должен быть открыт миру. Это трудно. Не знаю, как это сделать. У меня так не получилось. Я до сих пор чувствую себя несвободным.
- В чем?
- Думаю, что самая большая беда нашего общества в том, что у нас нет возможности без всяких виз поехать за границу. Поехать, не чтобы там остаться! Кому мы там нужны? А просто съездить, погулять и вернуться. Визы, паспорта – это настолько чудовищно и омерзительно! И ведь в этом нет никакой надобности. Это один из тех рычагов, которые, к сожалению, остались с советских времен. И чиновники говорят: «А вот мы вам дадим свободу, а вы уедете и будете там работать…» Бред! Там полно своей рабочей силы… Мне это мешает чувствовать себя свободным человеком. Конечно, можно сделать визу быстро, прийти к чиновнику, кланяться ему в ноги. К сожалению, все это диктует такой ход существования…
Вообще у нас пока свобода находится в зачаточном состоянии, она пока принимает внешние проявления. Нам разрешили что-то. Но это «подачка». Если молодежь думает, что ребята и девочки вышли на улицу и, как в Германии, объявили нетрадиционный секс как стиль жизни, это и есть свобода, то они заблуждаются. Это все искусственно, наносное…
- У вас были какие-то культурные потрясения в последнее время?
- Нет. Я достаточно спокойный человек. Не люблю потрясений. У меня не было такого, чтобы какие-то произведения искусства полностью меня захватили, чтобы я забыл обо всем на свете.

Александр Балуев в фильме Пётр Первый. Завещание. 2011 год.

- Знаю, что вы очень любите жить за городом…
- Да! Это такое блаженство, когда вечером одеваешься потеплее, берешь чай и садишься в кресло-качалку. Вокруг елки, собаки лают… Очень мне это нравится…
- Ощущаете себя частичкой природы?
- Нет. Человек слишком загадил природу, чтобы мог ощущать себя ее частичкой. Просто хочется быть ближе к природе.
- Что в вас изменилось с рождением дочери?
- Не знаю. Может быть, у меня была несколько завышенная, раздутая самооценка. А когда родилась дочь, она своим существованием показала жизненные приоритеты, я понял, что есть вещи намного важнее собственных желаний, амбиций. И это здорово! Наверное, я стал более осторожным с рождением дочери. Вообще я считаю, что позднее отцовство – осознанное самоотречение.
- Какие качества вы хотели бы в нее заложить?
- Все уже заложено. Надо просто суметь их разглядеть и поддерживать. А даже если мне что-то не нравится, какое я имею право менять ее характер? Самое главное, чтобы она выросла внутренне свободным человеком.
- Вы как-то говорили, что ваш папа не очень в вас верил. Это мешало?
- Сейчас я думаю, что помогало. Я четко знал, чего хочу. И если бы мне отец сказал тогда, что я иду по правильному пути, не знаю, как бы повернулась судьба, смог бы я преодолевать трудности, которые были на моем пути. А так мне хотелось доказать и ему, и себе, что я могу. Так что в какой-то степени я благодарен ему за это.

Беседовала Татьяна Болотовская