Александра Коллонтай.Валькирия революции.
Первая в мире жещина-посол. С 1923 года полномочный и торговый представитель в Норвегии, с 1926 - в Мексике, с 1927 - полномочный представитель в Норвегии, в 1930-1945 - посланник, а затем посол СССР в Швеции. Ее имя овеяно легендами. Одна из самых загадочных женщин советской России.
Александра Михайловна Домонтович (Коллонтай) родилась 31 марта 1872 года в богатом трехэтажном особняке в семье полковника генерального штаба. Женился он лишь в сорок лет, на женщине с тремя детьми, которая ушла от мужа. Так что Шура была ее четвертым ребенком, но для отца - первым и любимым...
Ни одна другая женщина из высших советских кругов не владела светскими навыками так, как ими владела Александра Коллонтай. Глядя на эту изысканную даму, трудно было представить ее в кожанке в обнимку с нетрезвым матросом, но она умела быть разной - эта воительница то ли за освобождение пролетариата, то ли за всеобщее сексуальное раскрепощение…
Герой революции, командир 51-й Перекопской стрелковой дивизии Павел Дыбенко явно провел накануне бессонную ночь. Говорят, его новая пассия — совсем девчонка, смазливая простушка. Ах, какая пошлая выходит история! Разница в возрасте: Александре Коллонтай - 50, ее возлюбленному - 33… Еще недавно она была уверена, что уж кому-кому, а их необычной, выстраданной любви такая банальная опасность не помеха…
Едва заслышав в саду его нетвердые шаги, Александра выбежала навстречу из нарядного одесского особняка на Большом Фонтане, реквизированного комдивом в свое личное пользование. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: она оказалась в самой унизительной для себя роли нелюбимой, пренебрегаемой жены-обузы. Не хватало только, чтоб он ее бросил… «Выпрямись, Коллонтай! Не смей бросать себя ему под ноги. Ты не жена, ты -человек!» - эти слова она ночью записала в дневнике. Что ж! Она выпрямится, она не позволит себя топтать, она сделает упреждающий удар… «Между нами все кончено. В среду я уеду в Москву. Совсем. Ты можешь делать, что хочешь, — мне все равно», — твердо и спокойно сказала Александра.
Дыбенко развернулся и решительно пошел в дом. Через несколько минут донесся сухой щелчок -выстрел. До его комнаты на втором этаже всего два пролета, сердце колотится в горле - что это было? Павел лежит на полу в луже крови, но он дышит — пуля прошла навылет. Она прижимает к груди его взлохмаченную голову: зачем ты это сделал?
Лихой командир не вынес мысли о разлуке с этой стареющей и уже почти оставленной им женщиной, рубанул сплеча. Пуля пощадила Павла, но убила ее любовь к нему. Дыбенко лежал перед ней слабый, больной, жалкий, и, выхаживая его, Александра ровным счетом ничего к нему не чувствовала и уже равнодушно смотрела на робкие, но настойчивые визиты соперницы.
Павел Дыбенко (слева) и Иван Федько (справа). Федько — советский военачальник.
Когда раненый пошел на поправку, она написала Сталину: «Прошу партию отправить меня на другую работу», что означало — подальше от Дыбенко. Вряд ли она предполагала, что это письмо разобьет ее сознательную жизнь ровно на две половинки, два совершенно несхожих тридцатилетия. Но случилось именно так: через несколько месяцев после рокового выстрела Александра Коллонтай, бросив возглавляемые ею всевозможные женские комитеты, по распоряжению Сталина уехала на дипломатическую работу в Норвегию. И, словно по волшебству, обернулась в свою полную противоположность.
ЛЮБОВЬ ПО ПРАВИЛАМ И БЕЗ.
В бальной зале ялтинского особняка Дондуковых душно и шумно — сегодня здесь почти весь высший свет. Но одна блестящая пара заметно выделяется из толпы — юная Шурочка Домонтович и суровый 40-летний адъютант императора генерал Тутолмин. Шурочка, впрочем, знаменита не меньше, чем ее кавалер: из-за нее недавно застрелился сын генерала Драгомирова. Девушка чертовски мила: шальные синие, кельтские — как кто-то когда-то определил их — глаза, сверкающие из-под густых бровей, изящная фигурка, а как танцует! Тутолмин, только сегодня представившийся ей, раз за разом, танец за танцем приглашает ее. Бравый офицер, завидный жених… Шурочка сначала робко, потом смелее пробует на нем силу своих женских чар — хохочет, заливается нежным румянцем,опускает глаза. Сраженный наповал Тутолмин влечет девушку в сад и там просит ее руки. Она напугана — легкий флирт закончился слишком серьезно. «Простите, нет…» — и легконогая наяда исчезает в толпе танцующих. Отец ветреницы, герой Русско-турецкой войны генерал Домонтович, узнав от дочери о том, что было предложение и она его отвергла, — в ярости: не девка — черт в юбке! Что скажут при дворе?. Так начинала свой путь Александра Коллонтай, в девичестве — Домонтович. По праву рождения ей полагалось блистать на балах, сделать блестящую партию, вращаться в свете… Вместо всего этого она, назло родителям, докучавшим ей с устройством выгодного брака, сбежала из дому и обвенчалась с дальним родственником, небогатым и неблестящим военным инженером Владимиром Коллонтаем. Муж ее обожал, но, как Александра сама впоследствии очень откровенно писала, не смог разбудить в ней женщину, так что она относилась к супружеским обязанностям как к воинской повинности. Кстати, вряд ли найдется в истории России человек, чья жизнь так подробно зафиксирована на бумаге. Александра Коллонтай не могла не писать, другими словами — была настоящей графоманкой, оставив после себя тысячи страниц дневников, «Записок на лету», писем, статей и литературных опусов. Ее главная тема определилась в тот день, когда они с мужем любопытства ради посетили ткацкую фабрику (в начале 1890-х все, что связано с рабочими, волновало умы образованной публики и было в моде). Грязные бараки, серые лица работниц, прикрытый тряпьем мертвый ребенок в углу — все это произвело на ухоженную барышню неизгладимое впечатление. Теперь у нее появилась своя тема — освобождение женщин.
И начать Шурочка решила с себя. Дома — любовный треугольник: она, Владимир и влюбленный в нее сослуживец мужа Александр Саткевич. Читают Чернышевского, спорят о народе и пытаются строить семью на троих — свободные отношения свободных людей. Идея освобождения в конце концов привела ее в поезд Санкт-Петербург — Цюрих. Александра решилась бросить одним махом и мужа, и любовника, и даже маленького сына, с тем чтобы изучать в Швейцарии экономику на семинаре европейской знаменитости профессора-марксиста Геркнера. Владимир узнал о ее побеге из многословной записки. Сын Миша, или по-домашнему Хохля, перед отъездом отвезен к бабушке с дедушкой. С этих пор видеть ребенка Александра сможет лишь урывками, на пару дней приезжая из-за границы.
Решение далось нелегко — в купе она то и дело плачет, строчит прощальные письма, рвет их, снова хватается за перо. На одной из узловых станций выскакивает из вагона, чтобы пересесть на встречный поезд и вернуться обратно, к мужу и сыну. Но в последний момент передумывает и опускает письма в почтовый ящик. «Больше я к прежней жизни не вернусь. Пусть мое сердце не выдержит от горя из-за того, что я потеряю любовь Коллонтая, но у меня другие задачи…» — записывает она в дневнике.
Все последующее 20-летие Александра, став известным публицистом и агитатором марксистского толка, посвятит попытке создать новый тип союза мужчины и женщины.
Как теоретически — написав огромное количество работ о необходимости изменения положения женщины в обществе и семье, так и практически —пытаясь строить отношения по принципу «эротической дружбы», без цепей взаимных обязательств, унизительной ревности, тягостного быта. Кстати, авторство знаменитой теории «стакана воды» (сексуальный контакт должен быть таким же естественным, как утоление жажды) лишь по слухам принадлежит Коллонтай — письменно она нигде об этом даже не упоминает. Но как бы то ни было — недаром эту мысль приписали именно ей! Для нее не существовало ограничений ни в чем: ни в количестве, ни в возрасте, ни в поле. Кто-то из ее любовников, как большевик Александр Шляпников, правая рука Ленина в эмиграции, годами пользовался ее расположением, кто-то, как теоретик марксизма Карл Либкнехт, получил только один «незабываемый день» в гейдельбергских горах. Неизменным оставалось одно — командовала в этих отношениях всегда Александра. Ее любимая фраза тех лет: «Иду на разрыв». И если у нее очередной писательский «запой», она имеет полное право, не обращая внимания на нужды партнера, сутками запираться в комнате наедине с пером и бумагой. Так было в Швейцарии, когда Александра писала по десять часов в сутки, разрешая заходить к себе только горничной. Та приносила излюбленную «рабочую» пищу — хлеб, сыр. И свежую клубнику — для цвета лица. В этом была она вся — убежденная марксистка в ней удивительным образом сочеталась с кокетливой женщиной. Недаром Луначарский после одного из партийных съездов с возмущением писал жене о «в пух и прах разодетой Коллонтайше». В те годы она была неотразима, искрила, сверкала, притягивала как магнит.
Лет до сорока пяти она выглядела на двадцать — без всяких усилий со своей стороны, без косметики, даже иной раз непричесанная и неприбранная… И все же в душе она вовсе не чувствовала себя такой уж молодой и хандрила. Россия далеко, будущее туманно, не пишется… Роман со Шляпниковым на излете, ее пугает мысль о физической близости. «Старость, что ли? — пишет она в дневнике. — Я так радуюсь своей постели, одиночеству, покою…» Тогда она и представить не могла, что самые яркие события ее жизни еще впереди.
ЗВЕЗДНЫЙ ЧАС.
В 1917-м судьба Коллонтай в очередной раз перевернулась. Из затхлого эмигрантского болота, где ей светила лишь перспектива тихо угасать за письменным столом в роли стареющего теоретика, Александру бросило в самое пекло революции.
Ноябрь 1917 года. В Петрограде царит постреволюционный хаос. Улицы запружены праздношатающейся чернью, ветер вздымает тучи семечной шелухи, ею заплеваны улицы и проспекты. То и дело с грохотом проносятся грузовики, переполненные вооруженными матросами и солдатами. На каждом углу — митингующая толпа. У Александро-Невской лавры — настоящее столпотворение. Несколько священников в окружении сотен верующих со всей округи пытаются не пустить в храм группу «товарищей», возглавляемую решительной темноволосой дамой с низким голосом — Александрой Михайловной (она приехала в Россию сразу после Февральской революции).
Теперь она нарком государственного призрения, единственная женщина в новом советском правительстве. Это ей пришло в голову отобрать храм и устроить в нем Дом инвалидов. Она в упоении от происходящего: буря, хаос, все рушится — и только горстка «высших» управляет обезумевшим плебсом. И среди вершителей судеб — она.
Сопротивление верующих подавлено с помощью подкрепления — перепоясанные пулеметными лентами матросы, пристрелив пару «контр», врываются в храм. На следующий день во всех церквах Петрограда Александру Коллонтай предают анафеме. Узнав об этом, она хохочет и лихо откупоривает бутылку водки, которую принес в наркомат в честь взятия Лавры ее возлюбленный, глава Центробалта Павел Дыбенко.
Их роман — первая в истории советского государства звездная мыльная опера, за которой с самыми разными эмоциями следила вся страна. Для огромной России это был роман-символ.
Она — утонченная, образованная барыня, порвавшая с прежним миром и ставшая голосом революции. Он — сын крестьянина, бывший портовый грузчик, разудалый матрос, отчаянный, искренний, темпераментный. По словам Коллонтай, «богатырь, бородач с ясными молодыми глазами». По более объективному описанию Зинаиды Гиппиус, «рослый, с цепью на груди, похожий на держателя бань, жгучий брюнет». История их знакомства достаточно мелодраматична, чтобы войти в легенду. После того как пламенная Коллонтай убедила матросов Балтийского флота перейти на сторону большевиков, Дыбенко на руках перенес ее с корабля на катер, а затем с катера — на причал.Она обладает магическим даром воздействия на толпу. Коллонтай на трибуне — вихрь, рубящие жесты, пафос греческой трагедии. Корреспондент французской газеты телеграфирует в Париж: «На узком возвышении витийствует женщина с острым, выразительным профилем и пронзительным голосом. Она мечется из стороны в сторону, безостановочно жестикулируя, яростно клеймит врагов революции, грозит неминуемой расплатой. Это свирепая Коллонтай, подруга Ленина. Истерическая атмосфера возникает везде, где бы она ни появилась». Ее уникальным талантом гипнотизировать массы заинтересовался даже Станиславский — он отправил своих актеров вместе с Коллонтай в агитационное турне по Волге, наказав им присутствовать на всех ее выступлениях и учиться завладеть вниманием зрителей.
Неистовая Александра, валькирия революции (так с издевкой называли ее оппозиционные газеты), с наслаждением разрушает старый мир. А он, сопротивляющийся и умирающий, отвечает ей ненавистью и презрением. Писатель Иван Бунин, который в те дни буквально изнемогал от боли, ярости и бессильного отчаяния, в своих «Окаянных днях» безжалостно пригвоздил ее к позорному столбу: «Была когда-то похожа на ангела. С утра надевала самое простенькое платьице и скакала в рабочие трущобы — «на работу». А воротясь домой, брала ванну, надевала голубенькую рубашечку — и шмыг с коробкой конфет в кровать к подруге: «Ну, давай, дружок, поболтаем теперь всласть!» Судебная и психиатрическая медицина давно знает и этот (ангелоподобный) тип среди прирожденных преступниц и проституток…»
А Александра тем временем и думать забыла о своих былых раскрепощенных шалостях и наслаждалась новым для себя глубоким чувством. Она, женщина на шестом десятке, прошедшая огонь и воду, вдруг обнаружила, что весь ее прежний — богатейший — опыт ничего не стоил! «Павлуша вернул мне утраченную веру в то, что есть разница между мужской похотью и любовью. В его нежной ласке нет ни одного ранящего, оскорбляющего женщину штриха. Похоть — зверь, благоговейная страсть — нежность. Есть часы долгих ласк, поцелуев без обязательного финала…» Пусть он невежественен, пусть он почти всегда пьян, Александре казалось, что их связывает какая-то особенная, какая-то небывалая доселе любовь. Они ссорятся, мирятся, постоянно расстаются, разъезжая по растерзанной Гражданской войной стране, пишут друг другу сентиментальные письма, в которых она именует его Павлушей, милым мальчиком, он ее — Голубом, мальчугашкой, Коллонтайкой... Коллеги посмеиваются над бурными отношениями парочки, которые обсуждаются даже на заседаниях ЦК. Кажется, что этой истории не будет конца…
Но пройдет несколько лет, и главным мужчиной своей жизни Александра назовет совсем другого человека. Судьба впервые свела ее с ним на этих же военных дорогах, в поезде, прорывающемся к красным через украинскую степь, когда Коллонтай еще купалась в чувствах к Дыбенко. Француз-коминтерновец Марсель Боди, оказавшийся в революционной России по заданию одной из европейских газет, — он еще заставит ее мечтать о том, от чего Александра в свое время столь легкомысленно отмахнулась, — о простом семейном счастье.
ГОСПОЖА ПОСОЛ.
Когда много лет спустя в помощнике, приставленном к ней в норвежском посольстве, Коллонтай узнает человека, с которым когда-то познакомилась в поезде, она испытает только чувство ностальгии — прошли веселые деньки…
Александра Коллонтай среди норвежских моряков
Не до влюбленности ей было тогда! Выздоровевший Дыбенко — уже совершенно раскаявшийся в своих изменах — упросил Сталина отпустить его в Норвегию. Генсек, симпатизировавший революционной паре и желавший продолжения «мыльной оперы», дал добро. Недели оказалось достаточно, чтобы убедиться: разбитого не склеить.
Дыбенко ни с чем возвращается в Россию, а 51-летняя Коллонтай с ужасом обнаруживает у себя признаки беременности. Ничего хуже для начала дипломатической карьеры не придумаешь. Первая женщина-дипломат в российской истории, к которой европейская элита и так присматривается скептически, — беременна! Она растерялась — как решить проблему в чужой стране, избежав огласки? На помощь пришел верный Марсель. В крошечной частной клинике французской религиозной общины она избавляется от ребенка вместе с последними воспоминаниями о Дыбенко и приобретает новую любовь. Интеллигентный, почтительный, обладающий прекрасными манерами Боди дает ей наконец те отношения, которых она, как выяснилось, всегда ждала, сама того не понимая, — нежные, уважительные, доверительно-семейные.Марсель моложе Александры на 23 года. Но это ее не смущает — в свои 51 она моложавая элегантная дама, одетая по парижской моде, холеная, уверенная в себе, неотразимая собеседница и партнерша в танцах на придворных балах и дипломатических раутах. Конечно, без недоразумений на первых порах не обошлось. На приеме, устроенном в честь нового назначения, госпожа полпред угощала высший свет котлетами и борщом. Попытка поразить европейскую элиту коммунистической экзотикой провалилась, и Коллонтай больше не позволяла себе подобных экспериментов.
Теперь на ее приемах царил имперский шик — угощали икрой, которая была расставлена по залу в бочонках, и томными танцами полуобнаженной красотки с виноградными гроздьями а-ля Айседора Дункан. Марсель все время рядом — помогает, подсказывает, предостерегает от ошибок. Именно ему она обязана своей первой дипломатической победой — заключением контракта на покупку в Норвегии 400 тысяч тонн сельди и 15 тысяч тонн соленой трески. Это соглашение дало работу сотням норвежских рыбаков и подняло репутацию дипломата Коллонтай на соответствующую высоту.
Жизнь налаживается. Рядом — сын Миша, который окончил технологический институт, женился и теперь, по протекции матери, устроен на хорошую работу в Берлине. Он закупает оборудование для советской промышленности. Встречи с сыном и внуком Володей дарят Коллонтай неведомые прежде радости материнства. Заодно поездки в Берлин помогают и пополнить гардероб — там Александра Михайловна купила за короткое время около 50 платьев, за что в Москве получила нагоняй.Но главное — духовно она теперь не одна, в Марселе Коллонтай обрела ту самую вторую половинку. Спокойные прогулки в горах курортного местечка Холменколлен, обсуждение прочитанных романов Ибсена и Стриндберга — абсолютное единение двух равных личностей. Они мечтают бросить все и уехать туда, где их никто не найдет, чтобы провести остаток дней только вдвоем. Но жизнь банальна — Марсель женат и не может оставить семью, пока не выросла дочь. Кроме того, их отношения начинают нервировать Москву. Там уже крутится колесо репрессий, Боди не скрывает своего отношения к происходящему и в знак протеста выходит из французской компартии. Теперь он враг. Чтобы разлучить любовников, Коллонтай отправляют в Мексику. Потом будет еще несколько тайных встреч, но в какой-то момент Александра поймет: чтобы сохранить жизнь Марселю, она должна его бросить. Большую любовь разрушила большая политика.
Тридцать лет Александра Коллонтай в меру сил склеивала расколотые революцией отношения России с миром. Ее крупнейшей дипломатической победой был договор о выходе Финляндии из войны в 1944-м. А меньше чем через год 73-летнюю Александру Михайловну отозвали в Москву по состоянию здоровья: после инсульта у нее почти не действовали левая рука и нога.
Ее везут на Большую Калужскую, показывают квартиру в элитном доме. Конечно, никакого сравнения с европейским жильем, зато ее самолюбие удовлетворено — в соседях только видные государственные деятели, военачальники, ученые. Коллонтай назначают на декоративную должность советника при МИДе. И оставляют в покое…
О чем думала она тогда, глядя в окно на новую, незнакомую Москву? По дневникам судить уже невозможно — оказавшись в сталинской столице, Коллонтай начала править все свои записи, вставляя славо-словия вождю — по поводу и без. Боялась за судьбу сына и внука. И подводила итоги. О чем мечтала? Что сбылось?
Любовь? Она одинока, и это лучший ответ на вопрос. Дыбенко расстрелян, Шляпников — тоже, Боди давно в прошлом, а остальные — многих она и сама уже не помнит… Семья? У сына Миши давно своя жизнь. И хотя она пыталась наверстать упущенное, часто общаясь с повзрослевшим Хохлей и нянча внука, в последние годы с горечью писала:
«Мы с ним совсем чужие…» Революция? В ней Александра Михайловна давно разочаровалась и однажды призналась Боди: «Мы проиграли. Идеи рухнули, жизнь стала не лучше, а хуже. Мировой революции нет и не будет. А если бы и была, то принесла бы неисчислимые беды всему человечеству». Дипломатия? Да, сделано немало, у нее есть вес, имя, и сотни молодых дипломатов будут учиться политике на ее примере. Но, когда в конце 40-х группа скандинавских общественных деятелей выдвинула Коллонтай на Нобелевскую премию мира, комитет отказал ей в этой награде, сказав таким образом «нет» государству и идеологии, которые она представляла. Публицистика? Да, были сотни статей по женскому вопросу. Одним из первых постановлений советской власти стал написанный Коллонтай декрет, отменяющий брак в привычном тогда понимании. Церковный союз заменялся гражданским, незаконнорожденные дети уравнивались в правах с рожденными в браке. Согласно другому декрету, чтобы развестись, достаточно было желания одного из супругов и трех рублей пошлины. Ее брак с Дыбенко был первым гражданским союзом советской республики, о чем сообщали все газеты.
Статьи Коллонтай, вроде знаменитой «Дорогу крылатому Эросу!», воспевали свободу и равенство полов, и на долгие годы ее имя стало символом свободной любви. Однако в 1944 году указ Сталина все вернул на круги своя: незаконнорожденные дети были лишены прав, для развода теперь требовалась сложная процедура. Брак снова стал узами.
Александра Коллонтай умерла в 1952 году за несколько дней до своего 80-летия, незадолго до этого пережив унизительную процедуру оформления пенсии. Оказалось, что все документы о ее партийном стаже утеряны, и валькирии революции, в дни октябрьского переворота не отходившей от Ленина, пришлось униженно доказывать свои права твердолобым чиновникам ею же созданного государства.
Даже в последние свои дни Александра Коллонтай не расставалась с дневником. Понимала, что уходит, и пыталась проанализировать свою жизнь, понять себя. Именно тогда она вывела короткую формулу своей судьбы: «Я была жизнерадостна, полна любопытства к жизни и хотела быть счастливой…».
Ирина Богдарева
