Анна Герман. Белый ангел песни.
Ее называли «белым ангелом песни». Водопад слез, набитые битком зрительные залы и песни, которые знал наизусть весь Советский Союз. Имя этому сумасшествию - Анна Герман. Польскую певицу знал почти весь мир, даже Папа Римский Иоанн Павел II обожал ее песни. Но так неистово Анну любили лишь в нашей стране.
«У каждого человека должна быть своя звезда. Моя звезда – песня.»
Анна Герман
Анна Герман была подлинной народной артисткой России, хотя ей не присвоили этого звания…
На ее концертах людям всей душой хотелось стать лучше. Тонкая, хрупкая, кроткая, скромная, Анна Герман обладала поистине магической властью над зрительным залом. «Я выхожу с огромным уважением к людям. Я люблю их… Вот отсюда все и происходит!» — говорила она. И это было правдой. В судьбе Анны было счастье взаимной любви и радость позднего материнства, а сама ее жизнь оборвалась в 46 лет.
...Анна Герман запела, и вдруг оркестр заиграл… вразнобой. Режиссер Евгений Матвеев попросил начать заново. Ситуация повторилась. Оказалось, что женщины-скрипачки не могут играть из-за душивших их слез… Герман пела так, будто прощалась с жизнью. Голос рано ушедшей из жизни певицы был действительно божественным, он проникал в самые глубины души. Это был нежный, чистый, неземной голос. Некоторые утверждали: так может петь только ангел. И в облике самой Анны было что-то ангельское - эти сияющие особым светом глаза, светлые, раскинутые по плечам волосы.
Ее и называли «белым ангелом песни». Водопад слез, набитые битком зрительные залы и песни, которые знал наизусть весь Советский Союз. Ее записывали, слушали, боготворили. Даже Папа Римский Иоанн Павел II обожал ее песни. Светлой была и ее человеческая суть. Она являлась воплощением удивительной доброжелательности и мягкости...
Веселый дед Мороз, пришедший на утренник в одну из Вроцлавских школ без Снегурочки, шутливо оправдывался перед школьниками.
– Заболела моя Снегурка! Тяжело дедушке без помощницы. Кто Деду Морозу поможет?
– Ты споешь для детей, Анечка? – спросила мама 12-летнюю дочку.
– Конечно, спою!
Звонким, прозрачным, светлым голосом она пела знакомые всем песенки про Новый год, про зайчат, нарядивших в лесу елку. Так поют взрослые: чисто, спокойно, без лишних эмоций. Когда она замолчала, малыши зааплодировали. Про Деда Мороза, который докуривал сигарету у приоткрытого окна, все забыли. Аня готова была петь еще и еще, глаза ее радостно блестели, она чувствовала себя счастливой, как никогда. Она была от души благодарна заболевшей Снегурочке.
Родители Анны Герман Ирма Мартенс и Ойген Хёрманн
Будущая певица родилась в феврале 1936 года в узбекском городке Ургенч. Отца своего, Евгения Германа, немца по национальности, Аня не помнила: ей было всего два года, когда его арестовали, отправили в лагерь. Чтобы выжить, мама и бабушка вместе с маленькой Анечкой скитались из одного среднеазиатского города в другой. А потом мать вышла замуж за поляка и взяла его фамилию Бернер (по иронии судьбы его звали Герман).
«Вы всегда можете поехать к моим родственникам в Польшу, они обязательно помогут», – сказал отчим перед тем, как уйти на фронт, и дал жене адрес в польском городке Новая Руда. С войны он не вернулся, и в 1946 году, собрав нехитрые пожитки, мама с бабушкой и с 10-летней Аней поехали в далекую и неизвестную Польшу.
Впервые о том, чем она хочет заниматься в жизни, Аня задумалась в восьмом классе. По всем предметам она училась одинаково хорошо. А самым серьезным своим увлечением считала живопись. Больше всего Ане нравилось изображать любимых артистов и делать шаржи на друзей. Свои художества она показывала только бабушке и маме. «И кто бы мог подумать? В нашей семье еще художников не было», – вздыхала бабушка, а мама долго рассматривала рисунки и молчала...
Ургенч. Аня с бабушкой, мамой и отцом.1936 г. Фото из личного архива Ивана Ильичёва
Получив аттестат, Аня решилась поступать во Вроцлавскую Высшую школу изящных искусств на отделение живописи. Старенький профессор долго всматривался в ее работы, потом сказал: «Способности очевидны. Будем учиться». Аня бежала домой окрыленная: выбор сделан – она станет художницей.
– А ты знаешь, что такое нужда? – вздохнув, спросила ее мать.
– Знаю, мамочка, – сразу же став серьезной, ответила Аня.
– Дочка, даже великие мастера всю жизнь прозябали в нищете. Признание-то приходит потом, после смерти. А ты должна обеспечить достойную жизнь и себе, и мне, и бабушке!
Спорить с матерью Аня не стала. И подала документы на геологический факультет Вроцлавского университета. Геолог – это «надежная» профессия.
Вступительные экзамены выдержала и начала прилежно изучать науку о земле. Но любовь к искусству, к музыке из сердца не выбросила. «Когда ты успеваешь еще и песни сочинять?» – удивлялись ее университетские подружки, когда на вечере, посвященном окончанию четвертого курса, Аня спела две песни собственного сочинения. Девушка пожала плечами и улыбнулась: «Нравится, вот и все. У каждого есть свои увлечения. Я просто не могу без песни!»
Наверное, она бы так и пела на дружеских вечеринках, если бы не ее подруга Янечка Вильк. Большая поклонница Аниного таланта, она буквально замучила дирекцию Вроцлавской филармонии своими просьбами «посмотреть на девушку, которая так замечательно поет».
Анна Герман в своей автобиографии "Вернись в Сорренто?" описывает, что стала певицей совершенно случайно, в этом помогла её подруга Янечка:
"Да, именно Янечка, моя сокурсница, жившая в соседнем доме, с самого начала нашего знакомства (то есть с седьмого класса) считала, что мое истинное призвание - петь. Не отрицаю, пела я всегда охотно, когда бы и кто бы того ни пожелал: и на школьных, а позднее и на студенческих торжествах, и дома для гостей. Впервые я исполнила песенку, будучи еще малолеткой, на детском новогоднем празднике, под огромной елкой. Моя мама тогда была учительницей начальной школы, и в ее обязанности входила между прочим организация детских праздников, спектаклей и т.д. Но никогда не думала я, что пение станет моей профессией. Я пела исключительно для собственного удовольствия, мне даже в голову не приходило, что к пению можно относиться как-то иначе.
Тем временем Янечка, отнюдь не принадлежавшая к числу смелых, так называемых пробивных людей, отправилась однажды, без моего ведома, в дирекцию Вроцлавской эстрады и попросила, чтобы меня прослушали. Получив обещание, она в назначенный день привела меня туда силой (силой убеждения, разумеется, поскольку была гораздо ниже меня), и я предстала пред художественным руководством.
Меня включили в новую, только еще формировавшуюся программу. Мне была гарантирована астрономическая, по моим тогдашним понятиям, сумма: четыре тысячи злотых в месяц. Кажется, по сто злотых за каждое выступление.
Конечно же, я была очень признательна Янечке, хотя недовольно бурчала всю дорогу. Согласилась, естественно, без раздумий, ибо и "градобитие" со сложными вычислениями отпало, и, что самое важное, мне предстояло исполнить со сцены девять красивых мелодических песенок. Да вдобавок мне за них еще и платили!
В концерте принимало участие несколько певцов, четверо артистов балета, группа музыкантов и два актера, которые все эти отдельные номера сплавляли в нечто целое: Ян Скомпский в роли доблестного морехода Синдбада и Анджей Быховский в роли-экипажа. В портах, куда заходил корабль, звучали песенки, танцевали девушки, играла музыка - как это бывает в любом порту мира.
Поэтому приходилось молниеносно сменять костюмы и петь (в зависимости от страны) на испанском, итальянском, немецком, русском языках, а в заключение, в родном порту, - на польском".
Сверх ожидания, Анна была зачислена в постоянный штат. Ее поздравили, предупредив, чтобы сладкой жизни не ждала: ездить придется много, репетировать тоже, а концертов в месяц будет не менее сорока. От радости Герман так растерялась, что не могла вымолвить ни слова. Представила, как обрадуются мама и бабушка: она будет получать в два раза больше начинающего инженера! Впрочем... Если бы ей предложили выступать бесплатно, она бы и на это согласилась. Лишь бы петь! Втайне она мечтала быть оперной актрисой. «С удовольствием пела бы в опере, но где вы видели умирающую двухметровую Мими?» – шутила Герман. По окончании геологического факультета Вроцлавского университета Анна уже точно знала, какая карьера ее ждет: музыка – вот ее призвание.
Варшавский Дом культуры был переполнен – на сцене выступал сам Марк Бернес. Герман, затаив дыхание, слушала, как он искренне и без надрыва исполнял свои песни. После концерта молодая певица была лично представлена Марку Наумовичу.
– Коль уж вы решили стать певицей, то знайте, на вашем пути будут не только розы, но и шипы.
Во Вроцлав она возвращалась в радостном настроении. Слова Бернеса, его концерт придали ей уверенность в будущем.
Дома ее ждало заказное письмо: актер и режиссер Юлиан Кшивка приглашал ее в свою труппу. Имя Кшивки было хорошо известно в творческих кругах.
– Слышал, слышал вас, нахожу весьма способной, но надо работать. – Сказал Кшивка Анне при встрече. – Только постоянный труд способен принести успех.
Вскоре Анна стала одной из лучших его учениц. Словно шутя, она выигрывала один за другим престижные конкурсы: в Сопоте, в Ополе, в Сан-Ремо, на фестивале в Сорренто. Но сама она постоянно ощущала недостаток профессионального образования. «Ты поедешь в Италию учиться», – пообещал ей Юлиан Кшивка. Правдами и неправдами он выбил в Министерстве культуры стипендию для обучения Анны пению в Италии.
По возвращении ее голос зазвучал более уверенно, с подъемом, легко и непринужденно. И все «завертелось, закрутилось» в привычном ритме. Переезды из одного местечка в другое, переполненные залы провинциальных театров. Теперь композиторы – и молодые, и именитые – сами разыскивали Анну, звонили ей, приезжали в гостиницу или на концерты, чтобы показать новые произведения. Но Анне мало что нравилось. В концертах она по-прежнему пела «чужие» шлягеры.
Свободного времени для встреч с мамой и бабушкой у Анны оставалось все меньше. Не было у нее времени и на молодых людей, которые начали активно обращать внимание на популярную актрису. Со своей единственной любовью Аня познакомилась благодаря счастливой случайности.
Анна Герман и Збигнев Тухольский
Как-то в городском бассейне к ней подошел высокий симпатичный парень и попросил присмотреть за его вещами. Анна согласилась. После купания, молодые люди разговорились. Выяснились, что незнакомца зовут Збигнев, он инженер. Анне понравилось его открытое симпатичное лицо, спокойная манера общения, которая так контрастировала с развязными повадками парней, желающих познакомиться с ней. С каждым днем Аня и Збышек становились все ближе друг другу. Свободное время они теперь проводили вместе. Вот только неоднократные предложения руки и сердца Герман шутливо отвергала. «Я знал, что Аня многим нравится, – признался в одном из интервью Збигнев. – Когда я услышал ее первый раз, сразу понял, что этот талант не может принадлежать мне одному. И не имел никакого права не разрешать ей ездить на гастроли или, что самое ужасное, запрещать петь».
…Шёл 1964 год, последний год так называемой «хрущёвской оттепели». Впервые на прилавках газетных киосков в Советском Союзе появился новый музыкальный журнал «Кругозор». На страницах одного из номеров этого журнала в том году была опубликована маленькая заметка о новой звезде эстрады:
«К лёгкой песенке в Польше относится весьма серьёзно. Ей посвящается праздники, фестивали, конкурсы и даже плебисциты. Участницы ежегодного плебисцита — двенадцать новых песен, в течение месяца их передают по радио, исполняют на концертах. Три победительницы представляют Польшу на Международном фестивале в Сопоте...
В этом году в Сопотском соревновании мелодии и ритмов участвовало двадцать пять стран. Основное действующее лицо фестиваля — песня. Правда, любезные хозяева учредили специальные премии и для исполнителей.
Победили греческая, канадская и польская песни.
Автор польской песни «Танцующие Эвридики» — Катажина Гертнер. На её композиторском счету много своеобразных произведений. Своим успехом Катажина обязана и певице Анне Герман, которую вы видите на снимке. Анна Герман — геолог. Она поёт всего четыре года, но песенка «Танцующие Эвридики» в её исполнении уже удостоена трёх премий» ( «Кругозор» №8, 1964 г.).
Анна Герман, композитор Катажина Гертнер и Эдуард Хиль за кулисами международного фестиваля песни в Сопоте. Фото Александра Ялосинского.
Уже во время первого своего выступления она точно знала, что обязательно вернется в Советский Союз. Вот только когда…
Сан-Ремо. 1967 г. Италия стала для Анны Герман роковым местом...
В 1967 году на фестивале неаполитанской песни в Сан-Ремо Анне был присужден «Оскар симпатий» – это означало, что она стала одной из самых популярных певиц Италии.
Для Анны Герман 1967 год также стал печальным, но не из-за того, что она не смогла победить в Сан-Ремо, а из-за страшной аварии, в которую она попала в Италии полгода спустя. Водитель, ведя машину на большой скорости, заснул за рулем и врезался в бетонное ограждение. Анну выбросило из автомобиля через лобовое стекло, она получила переломы позвоночника, руки, сотрясение мозга. Неделю она не приходила в сознание, а узнать мать, которая спешно приехала к ней из Польши, смогла лишь спустя 12 дней после аварии. Анне сделали операцию и заковали в гипс. Этот период своей жизни Анна Герман вспоминает с ужасом:
Анна Герман в Италии
"После операции я очнулась закованная от шеи до пят в гипсовый панцирь. Когда мне казалось, что больше не выдержу, задохнусь в гипсе, когда я со слезами просила снять его с меня - под мою ответственность, уверяя, что предпочитаю остаться кривобокой, чем терпеть эти муки, они всегда напоминали мне о Сан-Ремо. Убеждали меня, что я еще не раз выступлю там, а они будут ассистировать мне у телевизоров, но... это может свершиться лишь в том случае, если в будущем я стану абсолютно здоровая и... абсолютно прямая. Я не могу, да и не хочу описывать те ужасные страдания, какие довелось мне испытать на протяжении пяти месяцев, когда я неподвижно лежала на спине. Но самым жестоким испытанием явилась не боль переломов. Гипс плотно обжимал мою грудную клетку, а вместимость моих легких довольно основательная, разработанная пением, и я задыхалась в нем, теряла сознание, металась, не могла спать. Ночью мама сидела у моей постели, держа в своих руках мою правую, здоровую, руку. Она не спала тоже и в тысячный раз по моей просьбе рассказывала мне об одном и том же - всякий раз по-новому. ("Расскажи мне, как все будет, когда мне снимут гипс".) Она нарисовала мне на картоне календарь, отмечая дни, оставшиеся до моего отъезда в Польшу. Каждое утро она подавала мне ручку и я с упоением вычеркивала очередную дату.
Мама очень опасалась этого переезда и всячески упрашивала меня побыть здесь до того времени, когда можно будет снять гипс, но я не соглашалась, надеясь, что польские ортопеды освободят мне от него грудную клетку.
В течение шести недель после операции я пила в день только несколько глотков молока, не в силах съесть абсолютно ничего, поскольку каждый проглоченный кусок еще больше затруднял мне дыхание".
"Мне было известно, что снятие гипса еще не означает возможность двигаться. Однако я не представляла, что еще в течение многих месяцев все останется практически без изменений, что мне предстоят многомесячные тренировки на специальном столе (приспособление для того, чтобы организм привыкал к вертикальному положению), затем долго учиться сидеть и только после всего этого учиться... ходить.
Тем временем я продолжала беспомощно лежать на спине. Больница в Константине была уже шестой по счету. У многих моих знакомых портится настроение при одном виде больничного здания. В больнице, да еще так долго, как я, пребывать отнюдь не весело, и самочувствие мое было неважным. Причин немало: страдания вследствие сложных переломов, сотрясение мозга, длительная потеря сознания, операция, гипс...
Все это ослабило нервную систему. По вечерам меня охватывал страх, возраставший от бессилия, неподвижности. Я боялась остаться в палате одна даже на минуту. В Италии в такие моменты мама брала мою руку, напоминала мне факты, исчезнувшие из затуманенной памяти, соединяла разрозненные фрагменты в единое целое, помогала мне в моей отчаянной борьбе за восстановление образа реальной действительности".
17 октября 1967 г., возвращение в Варшаву после итальянских клиник. Рядом с Анной мать. Фото из личного архива Ивана Ильичёва.
…Ее нашли под утро. Она лежала метрах в двадцати от машины: выбросило так далеко, что поначалу ее просто не заметили. Анна переломала себе все, что только можно – сложные переломы позвоночника, обеих ног, левой руки, сотрясение мозга... Кто-то склонился над ней. Она услышала, как сказали по-русски со слезами облегчения: «Слава Богу, жива!» «Успокойтесь, кризис уже миновал, – Анна ясно различила голос Збышека. – Теперь все будет хорошо». Анна открыла глаза и увидела его лицо – осунувшееся, усталое...
Анны Герман. Фото сделанное спустя полгода после страшной аварии.
Почти полтора года Збышек ни на секунду не отходил от Анны. Был около нее и тогда, когда ее, «упакованную» с головы до ног в гипс, перевезли в ортопедический институт – один из наиболее известных в Италии, – и тогда, когда ее везли в Польшу в самолете, на специально оборудованных носилках.
Она «приспособилась» к гипсовому панцирю, научилась стойко переносить все страдания. Ах, если бы судьба оказалась столь благосклонной! Если бы снова можно было бы окунуться в этот пестрый и удивительный мир! Уехать бы, пусть даже и с плохим оркестром, в захолустье! Просто так, бесплатно... И снова выйти на сцену! Пусть в зале сидит лишь несколько человек – неважно! Но будет сцена и зрители, и она снова увидит их лица и выражение их глаз.
В Варшавском реабилитационном центре Анна жадно читала и перечитывала письма и телеграммы, которые сотнями приходили на ее имя. Иногда сама пыталась отвечать на некоторые послания, подписываясь иронично «Сломанная кукла». Там же она написала, вернее, продиктовала, автобиографический рассказ «Вернись в Сорренто?»
В один из дней своего больничного затворничества Анна открыла письмо от Александры Пахмутовой и нашла клавир с новой песней «Надежда». Герман была поражена. Надежда! Как это слово удивительно соответствовало ее собственному состоянию души. Надеяться, несмотря на нечеловеческие страдания и вопреки приговору врачей.
После того как гипс был снят, Збигнев привез Анну к себе домой в маленькую однокомнатную квартирку. Все бытовые заботы он взял на себя. Опираясь на его родное плечо, Анна, почти теряя сознание от боли, делала первые шаги по комнате. А когда на улице темнело (она стеснялась своего вида), Збышек усаживал любимую в машину и вывозил на природу, и там она заново училась ходить. Чтобы хоть как-то порадовать Анну, Збигнев взял напрокат пианино. «Збышек, Збышек! – в который раз с нежностью повторяла она его имя. – Сколько же в тебе доброты! Как ты умеешь понять меня, угадать, что мне всего нужнее...»
Однажды Збигнев пришел домой и сказал: «Знаешь, Анечка, я должен сообщить тебе одну новость. Я женюсь». Анна вздрогнула. Но не подала виду. Все понятно: сколько может молодой, здоровый и красивый мужчина возиться с калекой… «На тебе», – продолжил Збышек. Свадьбу они сыграли в 1972 году, через 12 лет после знакомства.
Никто не верил, что она сможет самостоятельно ходить, не говоря уже о возвращении на сцену. Но природа наделила Анну не только редким голосом, но и необыкновенным мужеством. Весной 1972 года Герман начала выступления в Польше и возобновила концертные поездки. Осенью она снова приехала в СССР. Первой песней, которую она исполнила после выздоровления, была, конечно же, «Надежда». Проникновенные слова и светлый образ певицы покорили советских слушателей. Образ Герман стал навсегда ассоциироваться с сакраментальным: «Удача – награда за смелость…»
За «Надеждой» последовали и другие любимые шлягеры: «Один раз в год сады цветут», «А он мне нравится», «Эхо любви». Ее обожали: записывали, слушали, боготворили… Превозмогая боль, бодрым шагом она выходила на сцену, скрывая под длинными платьями распухшие ноги. Она никогда не стонала и не жаловалась, и зрители видели ее всегда веселой и улыбающейся. Только один Збышек знал, как нелегко это Анне дается. После концерта она буквально падала без сил. Муж гладил ее по волосам и, прижимая к себе, говорил: «Бедулька ты моя, родная моя бедулька».
В ноябре 1975 года, почти в 40 лет, наперекор всем запретам, Анна родила сына. Назвали малыша Збышеком. Казалось, счастье снова вернулось в ее жизнь. Но вслед за аварией последовала смертельная болезнь – рак. «У меня такие грустные дела, что не хочется об этом ни говорить, ни писать...» – откровенничала Анна в последнем письме к подруге.
11 декабря 1977 года состоялось историческое выступление Анны Герман в финале фестиваля «Песня-77». После исполнения песни «Когда цвели сады» зрители устроили столь бурную и продолжительную овацию, что организаторам фестиваля пришлось выйти за жёсткие рамки телевизионного эфира, и песня была исполнена «на бис» (редчайший случай в истории «Песен года»).
Анна Герман. Концерт в Москве, 1979 год.
В мае 1980 года Анна Герман последний раз приехала в Москву на концерт «Мелодии друзей». Она пела перед огромной аудиторией в «Лужниках» свои новые песни и вдруг прямо на сцене почувствовала в ноге нестерпимую боль. Опершись на здоровую ногу, Анна стояла и пела, а зрители просили ещё и ещё…
Последние два года жизни Анны – это бесконечные мучения, борьба за жизнь. Нескольких книжных томов не хватит, чтобы описать всё то, что пережили Анна и Збигнев в 1981 и 1982 годах. Гастроли в Австралию стали последними в её жизни. Больше ездить Анна физически не могла.
Она писала в Москву подруге Анне Качалиной:
«Я с шести утра сижу и жду медсестру – опять анализ крови надо сделать. Я ещё дома, хотя уже целый месяц меня ждут в больнице, чтобы оперировать. Сделали все анализы и даже такие слоевые снимки внутренностей в американской машине – компьютере – их только 2 в Польше. Там как в кино всё видно, что у нас там в середине. Оказалось, что внутренне вся левая сторона у меня сильно повреждена от Италии. Левая почка стиснута как старый башмак и плохо работает. Что-то с чем-то срослось и давит и т.д. Кроме того (не знаю, как по-русски) наросло что-то и с левой и с правой стороны и на 90% это рак. Малокровие сильное и вообще силушки нету. Ну, посмотрю еще немножко – туда успею всегда».
«Аничка, я страшно устала от боли, даже не плачу, а хочется очень лежать и спокойствия. Даже песен не жалко…потому что больно. Всё стало неважным. Но как только приходит день, когда мне чуть легче – хочется петь»
(из письма Анны Герман Анне Качалиной, 27.02.1981 года).
Операции не принесли никаких результатов. В августе 1982 года ее не стало. Ей было всего 46 лет.
Уже после смерти любимой жены Збигнев нашел сказку, написанную Анной перед смертью. Это трогательная история о больной птице, за которой ухаживает ее верный муж, и о маленьком птенчике, которого больная птица любит больше всего на свете…
«… Каждый человек должен обладать хотя бы одним собственным деревом…», — писала Анна Герман. В память о выдающейся певице я посадила у себя на даче вишню, чтобы она своим прекрасным и нежным цветом напоминала о красоте этой лучезарной женщины. Анна Герман продолжает жить — в цветении весенних садов, в звуках голоса со старой пластинки…
Анна Герман и Катажина Гертнер.
«Танцующие Эвридики» из репертуара Анны Герман.
В кафе на углу
Каждой ночью — концерт.
Так остановитесь на пороге,
Танцующие Эвридики,
Прежде чем рассвет
Первым лучом ляжет на стену,
Пусть раскроют вам объятья
Захмелевшие Орфеи.
Ветер разгулялся в переулках,
Он играет на деревьях, как на струнах.
Это поет Орфей или деревья так шумят...
Река шумит под мостом,
Исчезла черная тень фонарей,
Люди входят в кафе,
На улицах — обычный шум,
А ветер танцует на улицах.
Ветер словно пьяный
И развешивает на ветвях
Вытканную из паутины шаль.
Какие у тебя были
Удивительные губы, Эвридика.
Какие у тебя пустые глаза, Эвридика.
А ветер танцует в аллеях,
Ветер колобродит, как пьяный.
Туман рассеивается и остается,
остается только черный кот.
Ева Жеменицкая.
