Памяти Николая Акимова.
Почти невозможно— на нескольких страницах рассказать о личности, которая за годы своей жизни не вмещалась в рамки времени , и сейчас не до конца оценена его уникальность, неповторимость вклада в театральную культуру. Молодому поколению это имя практически неизвестно, впрочем, как и многие имена из истории искусств, особенно из области театра, искусства эфемерного, сиюминутного восприятия. Единственная возможность увековечить его память — это попытаться хоть как-то немного напоминать об этом удивительном человеке, «старорежимном интеллигенте».
Народная артистка России Ольга Антонова вспоминала:" Николай Павлович учил актёров понимать друг друга без разговора и шутить глазами.
- Акимов выращивал каждого из нас, как отдельный сорт цветка, но не заставлял говорить с его голоса, не втискивал актёра в свою сущность. В театре многое определяла его образованность, интеллигентность. Проработав всю жизнь в театре Комедии, могу сказать, что комедия – это самый сложный жанр, а чувство юмора Акимова отличалось от шаблонного юмора. Акимовский юмор был особый; чуть-чуть английский, абсурдистский. Николай Павлович в свое время и выжил-то благодаря чувству юмора."
За два года до смерти, в 1966-м году Акимов сказал:
- Я думаю, что... юмор – первый признак человечности. Ни один общеизвестный крупный негодяй не обладал чувством юмора. Однако из этого нельзя сразу сделать вывод, что каждый, лишенный чувства юмора, – негодяй. Он должен ещё это доказать.
Он не был коренным ленинградцем, но стал символам подлинной ленинградской культуры. Место его рождения, Харьков, –просто факт из биографии, не более того. В 1910‑м отец, железнодорожный служащий, получил назначение в Царское Село, а спустя четыре года семью перевез в Петербург, и сын в «Вечерних классах Общества поощрения художеств» начал учиться у Николая Рериха изобразительному искусству. Потом – частная студия Зейденберга. Затем – «Новая художественная мастерская», ВХУТЕМАС, где Александр Яковлев, Василий Шухаев и Мстислав Добужинский его наставниками оказались совсем не случайно: ведь именно их работы когда-то поразили гимназиста на выставке объединения «Мир искусства». Разыскав этих кудесников и разделив их преклонение перед эпохой Возрождения, три года здесь старался постичь вершины мастерства...
К середине двадцатых годов Акимов уже не только весьма успешный книжный иллюстратор, но и театральный художник. И вот в 1932-м сам на вахтанговской сцене поставил «Гамлета». Вычитав у Шекспира, что Гамлет был «тучен и одышлив», выбрал на главную роль точно такого же по комплекции характерного актера Анатолия Горюнова (вспомните, начальника бумажной фабрики Глинку в старом советском фильме «Три товарища» или инженера Карасика во «Вратаре»). Скандал был громким. Позже Николай Павлович писал: «Я был признан режиссёром самыми широкими слоями критики и зрителей. Это было хорошо. Одновременно было решено, что я злейший формалист опаснейшего толка. Это было плохо. Природное упрямство заставляло меня во что бы то ни стало утвердить себя в профессии режиссёра. Но ни один театр не испытывал желания видеть меня у себя в этом качестве...»
На Невском, 56, в доме купца Елисеева, до октября 1917-го находился «Невский фарс», потом - «Музыкальная комедия», а с 1929-го – Театр сатиры под руководством Давида Гутмана, к созданию которого герой моего повествования тоже имел отношение. В 1931-м коллектив стал именоваться Театром сатиры и комедии, потом – просто комедии, но дела шли всё хуже и хуже, пока в 1935-м не встал вопрос о закрытии. И тогда –бразды правления там передали Акимову, который, в свою очередь, совершил чудо. Буквально за год Николай Павлович выстроил театр, в который зритель стал ломиться.Само слово «Комедия» справедливо стало писаться с заглавной буквы. Эта акимовская «К» украсила и крышу здания на Невском, и афиши, и программки, которые теперь уже являлись неотъемлемой художественной частью спектакля, его не только рекламной, но и изобразительной информацией. А всевозможные выставки в театральном фойе раскрывали тайны создания той или иной постановки. Причём часто к некоторым премьерам даже издавали брошюры с текстом пьесы, статьями режиссёра, художника, переводчика, эскизами костюмов и декораций, фотографиями актёров.
Акимов собрал блистательную труппу. Достаточно просто перечислить имена: Сергей Филиппов, Николай Трофимов, Александр Бениаминов, Борис Тенин, Елена Юнгер, Ирина Зарубина, Эраст Гарин, Инна Ульянова. А в 1950-60-е гг. пришли Вера Карпова, Геннадий Воропаев, Лев Милиндер, Ольга Антонова и Валерий Никитенко. Создав интеллигентный театр, достойный великого города, Акимов создал и спектакли, ставшие театральной классикой.
Творческий альянс с великолепным переводчиком Михаилом Лозинским помог режиссёру подарить нам не только ранее не переведённые пьесы, но и заново открыть уже известные: «Собаку на сене» и «Валенсианскую вдову» Лопе де Вега, «Школу злословия» Шеридана, шекспировскую «Двенадцатую ночь». А дружба худрука с Евгением Шварцем подарила нам воистину великий спектакль «Тень» , а потом – «Дракона» и «Обыкновенное чудо». Акимов всякий раз говорил: «В театре всё должно быть не правдоподобным, а преувеличенным». Когда грянула Великая Отечественная, они уже в августе сыграли сатирическое обозрение «Под липами Берлина», срочно написанное Зощенко и Шварцем, а потом, уже в блокаду, – «Питомцев славы». Оказавшись в эвакуации, свою марку продолжали держать высоко: в частности, шварцевско-акимовский «Дракон» стал мощнейшим ударом по фашизму.
Сын Корнея Чуковского, писатель Николай Чуковский в статье «Высокое слово – писатель» говорит о Шварце: «Его пьесы начинаются с блистательной демонстрации зла, глупости во всём их позоре и кончаются торжеством добра, ума и любви». В блокадную зиму 1941-го Евгений Львович говорил писательнице Вере Кетлинской: «У нас с вами есть одно преимущество – видеть людей в такой ситуации, когда выворачивается наизнанку вся их суть». Спустя год он напишет в дневнике: «Бог поставил меня свидетелем многих бед. Видел я, как люди переставали быть людьми от страха... Видел, как ложь убила правду везде, даже в глубине человеческих душ».
Акимов с женой актрисой Еленой Юнгер.из архива Театра Комедии.Предоставлено Евгением Авраменко.
Когда вернулись в Ленинград Акимов продолжил свои поиски. Однако работа в комедийном жанре у нас после войны всё больше стала напоминать езду на велосипеде по минному полю. Когда Николай Павлович ставил современные комедии, граничащие с сатирой, – обвиняли в «искажении советской действительности». Трактовок классики тоже не прощали. Когда создавал изящнейшие спектакли по легковесным водевилям – били за «развлекательство» и «потакание нетребовательным вкусам отсталой части зрителей». Гром грянул в 1949-м: обвинённый в ориентации на «низкопробный западный репертуар», «формалист» Акимов из своего театра был изгнан… Лишь спустя два года назначили главрежем в Театр имени Ленсовета, который после акимовских спектаклей «Тени» (по Салтыкову-Щедрину) и «Дело» (по Сухово-Кобылину) восстал как птица Феникс из пепла...
В конце января 1956-го Акимова вернули в Театр Комедии, и первым делом он выпустил «Обыкновенное чудо». На Всемирной выставке в Брюсселе в 1958-м он получил серебряную медаль за свои театральные плакаты.
В 1963-м спектакль «Дракон» (там в образе Бургомистра обком вдруг увидел намёк на Хрущёва) был из репертуара снят, и Николай Павлович очень радовался, когда участники тогдашнего капустника на мелодию популярной, «задорной», довоенной песни выдали: «Почему наш «Дракон» вдруг попал под закон? Не пойму, расскажите вы мне. Потому что у нас нет Драконов сейчас, в нашей юной прекрасной стране!» И хотя «Дон Жуан», «Дело», «Свадьба Кречинского» успех имели бешеный, он тосковал. Когда после очередного инфаркта врачи запретили курить, поздно работать и прочее, Николай Павлович, не только большой трудяга, но и эпикуреец, вздохнул: «Если нельзя рисовать, работать, курить и любить, – зачем мне эта жизнь?»
Его не стало в ночь на 6 сентября 1968 года во время московских гастролей. И утром Товстоногов перед репетицией сказал своим актёрам: «Встаньте. Скончался Николай Павлович Акимов. Это огромная потеря. Почтим его память молчанием». А сам Николай Павлович, казалось, даже в смерти сумел сохранить чувство юмора.
Когда с ним прощались в его театре, репертуарный щит, что на Невском проспекте, извещал прохожих: «В связи с кончиной народного артиста СССР Н.П. Акимова спектакль «Ничего не случилось» отменяется»...
