Рапсодия Леонида Утесова. "Пришел, сыграл и победил..."

 ...Есть в духовном движении отечественной культуры имена, которые приобрели вполне символическое значение как образное выражение ее величия и самобытности и на которые не могут, не смеют покуситься даже самые ретивые "реформаторы", отрицающие все и вся, стремящиеся представить уходящий в прошлое двадцатый век как сплошной мрак и безвременье, как "черную дыру" в космосе бытия. Можно и нужно почитать великим счастьем, если ты имеешь право не только перечислять их в традиционно - хрестоматийном списке, но и вспоминать об удивительных мгновениях личного общения с ними. И, конечно, отнюдь не для умножения изобильной мемуарной литературы, но для познания тайн неистребимой мощи гения русского народа...

Леонид Осипович Утесов (настоящее имя — Лазарь Иосифович Вайсбейн), покинув в 1911 году Одесское коммерческое училище Файга (за дерзкую выходку на уроке Закона Божьего его попросту выгнали из учебного заведения), решительный и свободолюбивый юноша, преуспевавший в гимнастике и атлетике, декламации и игре на всевозможных музыкальных инструментах, тогда же и начал свою блестящую артистическую карьеру…

Несостоявшийся жених.
Вместе с бродячим балаганом Ивана Бороданова 16-летний Ледя (так ласково называли Лазаря родители и друзья) целый год гастролировал по Малороссии, как тогда официально и тенденциозно именовали Украину.
"У Бороданова я работал на кольцах, на трапеции, выступал рыжим (то есть клоуном. — Авт.), но главным образом — на раусе (место зазывалы у входа. — Авт.) Тут приходилось импровизировать вокруг нескольких веками отобранных речевых оборотов:
— Господа почтенные, люди отменные, билеты берите. Заходите! Смотрите! Удивляйтеся! Наслаждайтеся! Чем больше платите, тем лучше видите! — и так далее и тому подобное. Да теперь и профессии такой уже нет. А жаль... Некоторым театрам, билеты которых продают в нагрузку, она была бы очень кстати", — вспоминал позднее Утесов.
В Тульчине, что на Подолье (теперь — Винницкая область) Ледя Вайсбейн заболел и вынужденно отстал от труппы, при этом чуть не женился. "Это было в Тульчине, — откровенничал на закате жизни Леонид Осипович. — Я смутно припоминаю сейчас его кривые улички и базарную площадь, над которой плыли облака пыли. Ребятишки гонялись за петухами, норовя вырвать цветные перья, а в непросохшей луже неподвижно лежали тучные свиньи...
Своих оркестрантов у нас не было, и Бороданов находил их обычно в городе. В Тульчине единственный оркестр был представлен семьей Кольба: отец и сын. Молодой Кольба, юноша примерно моих лет, играл на скрипке, а полуслепой старик аккомпанировал ему... тоже на скрипке.
Уже на другой день молодой Кольба предложил мне переехать к ним на полный пансион. За двадцать копеек мне был обещан ночлег и кормежка в кругу семьи. И, как пишут в старинных романах, я не заставил себя долго просить — поселился у них.
Надо же было так случиться... Я заболел воспалением легких. Семья Кольба отнеслась ко мне с большим сочувствием. Ухаживала за мной их единственная дочь Аня, девушка лет семнадцати. Она не отходила от моей постели ни на минуту. На другой день Бороданов, заметив мое отсутствие, спросил у старика:
— Где Ледя?
— Леонид Осипович заболел, он весь горит.
— Ничего, выдержит, — ответил равнодушно господин директор, — он крепкий.
Болезнь проходила, я выздоравливал, но Бороданов не стал меня дожидаться и однажды, подняв свой табор, пошел бродяжничать дальше, на юг.
Как-то раз мать Ани подошла ко мне и сказала:
— Вам уже немало лет, молодой человек (я говорил всем, что мне двадцать), не пора ли подумать о семье?
— У меня в Одессе мать, отец, сестры, брат...
— Да, да, да, — говорила она, убирая со стола, — в Одессе у вас семья, но у вас там нет жены. А время подошло! Я бы вам предложила невесту... Возьмите мою Аню! Хорошая дочь и хорошая девушка. И хорошее приданое: сто рублей, портсигар и серебряные часы от дедушки.
Я растерялся... Перед семьей Кольба я в таком долгу, а отблагодарить нечем... И я согласился. С этого дня меня стали называть женихом. Совсем поправившись, я сказал, что мне надо поехать в Одессу, получить согласие родных, привезти свой "гардероб". При этом слове мамаша Кольба пришла в восторг — она не знала, что значит "гардероб", но зять, произносящий такие слова, внушал уважение.
— Но как ехать? Бороданов увез мои деньги.
— А сколько вам нужно, Леонид Осипович?
— Рубль семьдесят.
Это была стоимость проезда от Тульчина до Одессы четвертым классом. Наступил день отъезда. Старик уговорил местного возницу Сендера отвезти меня бесплатно на вокзал.
— Все мы люди — братья, — сказал ему Кольба, — и когда наступит день свадьбы вашего сына, вы без меня не обойдетесь. Я вам скажу по секрету — этот молодой человек жених моей дочери.
Мамаша Кольба выстирала мою единственную смену белья, изготовила для меня пять огромных котлет и дала денег на дорогу. Я расцеловался с Аней и вышел из дому.
— Садись, жених! — деловито крикнул Сендер.
Лошади тронулись. Поднявшееся облако пыли скрыло из виду семью Кольба…"
Приехав в Южную Пальмиру, окунувшись в семейные дела, параллельно обомлев от ласкового моря, платанов на любимых с детства бульварах, теплого солнца и улыбок прекрасных одесских девушек, Ледичка вскоре начисто позабыл о болезни, Тульчине и своей невесте Анечке Кольба. Некоторое время взволнованная невеста писала Леде трогательные письма. "Чуть ли не каждый день я получал письма, начинавшиеся всегда одним и тем же стишком:
"Лети, мое письмо,
к Ледичке в окно,
А если неприятно,
Прошу прислать обратно" —
и заканчивавшиеся одним и тем же рефреном: "Жду ответа, как птичка лета". Что было делать? Писем обратно я не отсылал, но и отвечать не знал что". Свадьба не состоялась…

"У Черного моря".
В 1912 году артиста пригласил в свой Одесский комедийно-фарсовый театр Василий Скавронский. Тогда же благодаря антрепренеру и появился ставший знаменитым на весь мир сценический псевдоним Лазаря Вайсбейна — Леонид Утесов. "Когда Скавронский впервые пригласил меня сыграть в дачном спектакле водевиль "Разбитое зеркало", он спросил:
— Как вы хотите называться?
Этот неожиданный вопрос не удивил меня — тогда очень часто люди, приходя на сцену или в литературу, брали красивые и романтичные имена. Вопрос не изумил меня, но взбудоражил.
Действительно, как же я хочу называться? Да уж как-нибудь красиво и возвышенно…
Я решил взять себе такую фамилию, какой никогда еще ни у кого не было, то есть просто изобрести новую. Естественно, что все мои мысли вертелись около возвышенности. Я бы охотно стал Скаловым, но в Одессе уже был актер Скалов. Тогда, может быть, стать Горским? Но был в Одессе и Горский. Были и Горев, и Горин — чего только не было в Одессе! Но, кроме гор и скал, должны же быть в природе какие-нибудь другие возвышенности. Холм, например. Может быть, сделаться Холмским или Холмовым. Нет, в этом есть что-то грустное, кладбищенское — могильный холм... Что же есть на земле еще выдающееся? — мучительно думал я, стоя на Ланжероне и глядя на утес с рыбачьей хижиной. — Боже мой, — подумал я, — утесы, есть же еще утесы!
Я стал вертеть это слово так и этак. Утесин? — Не годится — в окончании есть что-то простоватое, мелкое, незначительное... — Утесов? — мелькнуло у меня в голове... Да, да! Утесов! Именно Утесов!
Наверное, Колумб, увидев после трех месяцев плавания очертания земли, то есть открыв Америку, не испытывал подобной радости. И сегодня я вижу, что не сделал ошибки, ей-богу, моя фамилия мне нравится".
В 1912—1914 годах становившийся все более популярным Утесов был эстрадным чтецом, играл в театрах оперетты провинциальных городов и местечек Украины, а серьезную профессиональную карьеру начал в Кременчуге, в одесской труппе Розанова.

 

Еще раз про любовь.
Прошло много лет и Леонид Утесов, уже добившийся признания публики и многих положительных отзывов в газетах, прибыл на гастроли в Киев. Дело было, очевидно, в августе 1918 года во время сольных выступлений в киевском театре миниатюр "Интимный театр" на Крещатике, 41. "В Киев ехал с охотой — я никогда еще там не был. Пожил, походил, огляделся и решил, что Одесса все равно лучше".
Однажды вечером вместе с приятелем певец заглянул в один из кафешантанов на Крещатике.
"Час был поздний, посетителей было мало, поэтому я сразу заметил красивую женщину, у которой из-под шляпы с широкими полями живописно выбивались пряди каштановых волос. Обратил на нее внимание и мой приятель.
— Удивительно, — сказал он, — весь вечер просидеть одной. Не пригласить ли ее к нашему столу?

Я тут же встал, подошел к незнакомке и сказал:
— Простите за смелость, но мы будем рады, если вы составите нам компанию.
Незнакомка взглянула на меня и серьезно, медленно, словно обдумывая каждое слово, ответила:
— Я могу принять ваше предложение, но при условии: стоимость моего ужина не должна превышать одного рубля семидесяти копеек.
— Почему? Почему рубль семьдесят, а не три сорок?
— Каприз...
Она села за наш стол и, выбирая в меню что-нибудь именно на рубль семьдесят, как-то странно и многозначительно посмотрела на меня. Я почему-то смутился. И недовольно произнес:
— Ну к чему такая мелочность!
— Это не мелочность. Эта сумма для меня многое значит... — и она снова пристально посмотрела на меня. — Вы бывали когда-нибудь в Тульчине?
— Бывал...
— Вы Ледя?
— Да.
Она расхохоталась:
— Так вы — мой жених. Я — Аня Кольба...
На следующий день я узнал, что моя "невеста" стала исполнительницей цыганских романсов и выступает в этом кафешантане.
Чего только не случалось в этот путаный период жизни Украины с восемнадцатого до начала двадцать первого года, пока прочно и навсегда не установилась Советская власть! Немцы и Скоропадский, петлюровщина и махновщина, интервенция иностранных войск, французы, греки, — если все это описывать, для истории моей скромной жизни не останется места".

В "ХЛАМе".
В 1921 году, после установления советской власти в Одессе, Леонид Утесов с большими трудностями, продиктованными разрухой, перебрался в Москву. Но по дороге был Киев. "В Киеве сделали привал, — вспоминал Утесов, — решили посмотреть, как он живет и как в нем живется. Киев жил так же, как Одесса, — тяжело и голодно. Вечером мы отправились в рекомендованное нам местной интеллигенцией кафе под странным названием "ХЛАМ", что означало "Художники, Литераторы, Артисты, Музыканты" (в помещении роскошной гостиницы "Континенталь" на Николаевской (ныне Городецкого) улице. — Авт.). В этом кафе, как и в других, ни спаржей, ни омарами не кормили — морковный чай с монпансье. Черный хлеб посетители приносили с собой. Самой главной достопримечательностью этого кафе была надпись на фронтоне: "Войдя сюда, сними шляпу, может быть, здесь сидит Маяковский".
Задерживаться в голодном Киеве не имело смысла, и Утесов уже на следующий день прибыл в Москву.

"Лейся, песня, на просторе".
"Прямо с вокзала я уверенно направился к Никитским воротам, в театр, который назывался "Теревсат" — "Театр революционной сатиры". Он помещался в нынешнем здании Театра имени Маяковского".
В 1922 году в судьбе Утесова "случился" Петроград. Талантливый актер "с именем" был приглашен вначале в "Палас-театр", а год спустя перебрался в новорожденный "Свободный театр", ублажавший, прежде всего, вкусы нэпманов… Так в жизни Утесова произошло прощание с Украиной, куда он после неоднократно приезжал уже только как гастролер.
Леонид Осипович Утесов, ставший в середине 1930-х годов всенародным любимцем — киноактером, артистом оперетты, исполнителем песен, организатором, вдохновителем и бессменным руководителем оркестра "Теа-джаз" (первый концерт состоялся 8 марта 1929 года на сцене Малого оперного театра в Ленинграде. С 1947 года — Государственный эстрадный оркестр РСФСР), любил рассказывать самые невероятные истории о себе любимом.
"Я долго не был в Одессе… И вот после войны я все-таки снова на одесских бульварах, набережных, улицах. А вот она, колыбель моего актерства — Большой Ришельевский театр! В Одессе шутили, что этот малюсенький театр назван "большим", чтобы его не перепутали с "малым" одесским оперным театром. Итак, вот она, моя Одесса, город моего детства, моей юности, я вижу тебя и глазами воспоминаний и глазами чужестранца, и снова убеждаюсь, что ты не можешь не нравиться ни детям твоим, ни гостям. Сегодня вечером в Городском театре у меня концерт… Весь вечер у меня полное взаимопонимание с публикой. Я выхожу из театра и уже мечтаю, как доберусь до гостиницы, поужинаю и лягу в постель, но спать не буду, а еще раз, теперь уже мысленно, переживу свое свидание с городом. Я сажусь в машину, но едва шофер трогается с места, как вдруг из темноты прямо на фары бежит женщина.
— Стойте, стойте! — кричит она. Шофер притормаживает, она подбегает к дверце, открывает ее, тычет в меня пальцем и спрашивает:
— Вы Утесов?
— Да, — удивленно говорю я, — а что? Она поворачивается в темноту и кричит:
— Яша! Яша! Иди сюда!
И сейчас же из темноты выныривает мальчик лет восьми. Она хватает его, толкает к машине и, снова тыча в меня пальцем, говорит:
— Яша, смотри, — это Утесов. Пока ты вырастешь, он уже умрет. Смотри сейчас!
У меня срывается с языка не очень вежливое слово, и я захлопываю дверцу. Здравствуй, моя наивная Одесса!"

Случай с коллегой Небабы.
Обладавший недюжинным чувством юмора артист мог посмеяться над "неуклюжими" соотечественниками, особенно теми, кто ни на гран не отступал от "буквы закона", каким бы нелепым тот порой ни был. Утесов не так сильно, как Одессу-маму, любил Киев, но киевляне прощали сей "грех": он был их кумиром. Его выступления собирали переполненные залы. Не раз бывал Утесов здесь на гастролях, с частными визитами к друзьям и знакомым.
Как-то раз, в 1960-е годы, Леонид Осипович приехал в Киев и решил неспешно прогуляться по главной улице. Правда, не в одиночку, а с другом. Увлекшись разговором, они перешли Крещатик в неположенном месте (подземных переходов здесь еще не было, а только регулируемые постовыми перекрестки на Бессарабке, на углу Крещатика и улицы Ленина, на площади Калинина (ныне Майдан Незалежности) и на площади Сталина (которой в наше время вернули имя Европейской). Увидев нарушителей, постовой милиционер возмутился и потребовал заплатить штраф. "Что, и Утесова будете штрафовать?" — спросил всенародный любимец. "Да, — ответил принципиальный постовой, — и Утесова. У нас правила для всех одинаковы". Друзья заплатили по трешке штрафа. На том с принципиальным представителем правопорядка и расстались. А на следующий день Утесов с другом уже умышленно перешли Крещатик в том же неположенном месте. И опять старый знакомый — вчерашний постовой милиционер потребовал заплатить штраф. "Ну что ж, — покорно сказал Утесов, — раз проштрафился, надо платить". С этими словами он не спеша достал из кармана увесистый мешочек, наполненный исключительно копеечными монетами и медленно начал отсчитывать положенную сумму под хохот собравшейся толпы. Он отсчитал сумму в шестьсот копеек, чем вызвал и одобрение зевак, и сдержанную ярость стража порядка… Выдав милиционеру мелочь, Утесов потребовал пересчитать ее "для порядка" и при этом бескорыстно передал "для удобства хранения штрафа" вышеупомянутый мешочек. Лишь после этого согласился принять квитанцию. Милиционер, обидевший всенародного любимца, был посрамлен. А Леонид Осипович, блестяще сыграв свою роль, взял под руку друга и, провожаемый восторженными взглядами обывателей, как ни в чем не бывало продолжил прерванную беседу…

 

"Пою не голосом, а сердцем"
"Пришел, сыграл и победил…" — такой лаконичной оказалась одна из рецензий на выступление Утесова в газете "Музыка и театр". Что к этому добавить? И в жизни, и в огнях рампы Леонид Осипович был ярок, замечателен и неповторим. В становлении актерского мастерства Утесова главную роль сыграла в свое время Украина. На подмостках Тульчина и Кременчуга, Одессы, Киева, Херсона, Харькова, Александровска (теперь — Запорожье), Феодосии учился Утесов жизни и мастерству, радовал зрителей, приходивших на сольные концерты, и спектакли с участием великого одессита.
Еще один украинский город — провинциальный Никополь, в котором проездом актер задержался всего на несколько часов, подарил Утесову Елену Иосифовну Голдину (сценический псевдоним — Ленская) — любимую женщину, с которой душа в душу он прожил почти полвека (Утесов пережил ее на двадцать лет). На память об Утесове нам — жителям Украины остались фонограммы песен, спетых на украинском языке и, конечно же, созданная совместно с Исааком Дунаевским знаменитая "Украинская рапсодия"…

Леонид Осипович Утёсов и Дюк Эллингтон, 1971 год

В 1965 году Леониду Утесову было присвоено звание народного артиста СССР — первому среди артистов эстрады. 9 октября 1966 года на концерте в ЦДСА Леонид Осипович почувствовал себя плохо. Через некоторое время он решил покинуть сцену. В оставшиеся годы жизни написал третью книгу воспоминаний "Спасибо, сердце!", руководил любимым джазовым коллективом, снимался на телевидении, но практически не выходил на сцену. В декабре 1981-го состоялось последнее выступление. Музыкальные критики часто обвиняли Утесова в отсутствии певческого голоса. Он неизменно отвечал: "Пусть так! Я пою не голосом — я пою сердцем!".
Скончался Леонид Осипович в Москве 9 марта 1982 года, незадолго до своего 87-летия…
Одесса помнит своего великого земляка. Здесь ему установили памятник, здесь нарекли его именем улицу. Киеву до Утесова дела нет. К сожалению...

Александр Анисимов
"Киевский ТелеграфЪ"