«Я родилась с невероятным желанием любви и страстной потребностью дарить ее».
Ее очаровательные героини упорно искали свое женское счастье, веря в благосклонность судьбы. И она дарила им самую важную в жизни встречу…
Ее называли принцессой, феей, эталоном стиля, королевой красоты. А кем она была, эта Хепберн, с трогательно-наивной улыбкой и огромными глазами? Разве она просто красива? Ведь этого мало. У нее было обаяние, изящность девочки из волшебной сказки. Тонкой и другой, так не похожей на других. С таким взглядом, будто она ждала, что кто-нибудь возьмет ее за руку и отведет во дворец.
Одри Хепберн родилась 4 мая 1929 года в Брюсселе в семье обеспеченной и благородной. Ее мать - Элла ван Хеемстра - была баронессой, а отец Джозеф Виктор Растон - банковским служащим туманного англо-ирландского происхождения. В свое время Джозеф настоял, чтобы они жили в Брюсселе, что казалось баронессе ужасным: Бельгия - это душно и пыльно, там только чопорность и скука, а настоящая жизнь проходит где-то в Париже, Вене или Риме. Элла всю жизнь мечтала стать актрисой, но вместо подмостков ей досталась обочина Европы, и смириться с этим она не могла.
Семейная жизнь четы не ладилась, что доставляло малышке Одри немало страданий. Супруги часто бурно скандалили. Бедная девочка, очень любившая отца, плакала тайком, но никогда не проявляла своих чувств на людях, потому что строгая и жесткая мать полагала, что привлекать к себе внимание и говорить о своей персоне — дурной тон. Братья Одри - двое сыновей баронессы от первого брака - все время дрались. Сама же Одри все время хотела есть. И не потому, что ее не кормили, а потому, что - не любили. Позже, вспоминая свое детство, она напишет в мемуарах: "...На меня у отца и мамы времени почти не оставалось. Я запомнила, что никому не была нужна, и всю жизнь сомневалась, что может быть по-другому. Шоколад был моей единственной любовью, и он меня ни разу не предал".
По вечерам Одри читала Библию и молила Бога, чтобы родители перестали ссориться. Она давала ему страшные клятвы - стать очень-очень хорошей, всегда класть свои игрушки на место, мыть руки перед едой и ни за что и никогда не весить больше 46 килограммов, потому что мама говорила, что именно столько должна весить настоящая леди. С игрушками и мытьем рук получалось не всегда, но последнее свое обещание Одри сдержала.
Семья не выдержала испытаний, и в мае 1935 г. Джозеф Растон покинул жену и детей, даже не попрощавшись. Для Одри, боготворившей отца, это стало первым ударом судьбы. Она вывела для себя формулу, которой неизменно следовала: «Люди больше вещей нуждаются в реставрации, поощрении, прощении. Никогда никого не выбрасывай»...
А потом началась война.
К этому времени отец Одри переехал в Лондон и стал явно симпатизировать нацистам. А мать, забрав троих детей, уехала из ненавистного Брюсселя в Анрем, родовое поместье ван Хеемстров. Несмотря на то, что Анрем находился всего в 25 километрах от немецкой границы, баронесса все же надеялась пересидеть там войну в тишине и уюте. К тому же сама королева Нидерландов Вильгельмина конфиденциально сообщила ей через одну из общих подруг: за Голландию можно не беспокоиться.
Ее Величество сильно заблуждалась. Весной 1940 года Гитлер напал на Нидерланды, и в мае тихий и мирный Анрем был объявлен частью Третьего рейха. Особняк ван Хеемстров стал штабом немецких войск. Баронессе и ее детям, правда, разрешили остаться в поместье, но все их имущество конфисковали. За пять последующих лет будущей звезде мирового кинематографа Одри Хепберн, которой тогда едва исполнилось одиннадцать, суждено будет познать, что такое жить в оккупации, как спасаться в погребе от бомбежек и каковы на вкус луковицы знаменитых голландских тюльпанов.
Она оставалась ребенком и больше всего переживала из-за того, что рядом нет отца и что-то не так с мамой. Порой баронесса была деятельна и оживленна, обсуждая с друзьями планы сопротивления фашистам и саботажа, а иногда - особенно после того как немцы расстреляли ее старшего брата Виллема - плакала часами. Плачущая мама пугала Одри сильнее, чем мама властная и сердитая. И она интуитивно поняла: для того чтобы мама снова стала сильной, ей, Одри, нужно стать еще более слабой. Нужно напомнить маме, что у нее есть дочь и о ней нужно заботиться. Прием удался, и потом Одри будет пользоваться им неоднократно, давая понять своим мужьям и друзьям, что без них она не сможет, не проживет, не выстоит. Вслед за мужьями и друзьями в это уверует весь мир. А она делала так потому, что боялась чужой слабости, зная, что на слабость не у каждого хватит сил.
У нее же сил было с избытком. Когда в доме не стало еды, их хватило, чтобы убедить себя в том, что она ненавидит пищу. Одри приучила себя довольствоваться одной картофелиной и несколькими листиками цикория. Съев свой нехитрый завтрак, девочка шла на городскую площадь и целый день скакала там через веревочку. В ее ботинках были спрятаны записки для бойцов Сопротивления, и, улучив момент, Одри передавала их по назначению. Это была ее первая роль - роль беззаботной попрыгуньи.
Фашисты стали первыми зрителями. И, судя по тому, что девочка осталась жива, играла она хорошо. Отправляясь в лес "погулять", маленькая Одри носила в корзинке еду пилотам, которых сбили фашисты. А сама ничего не ела. Не хотела - и все!
Во время оккупации она помогала подпольщикам из движения Сопротивления - передавала письма и деньги. А сама почти не ела. Одри сказала себе, что не любит есть и не будет. Так она и поступала.
Когда война кончилась, надо было не выживать, а жить. И это тоже оказалось нелегко. Хепберн решила, что хочет танцевать, балет казался ей прекрасным. Балериной она не стала, из-за высокого роста, а может, просто не смогла. Зато ее грация - это все балет, и, возможно, лучше быть танцовщицей в жизни, чем на сцене. Так или иначе, но ее карьера началась, хотя Одри не стремилась к славе и первым ролям. Она как будто и не подозревала о своем обаянии, а против него невозможно было устоять.
Девочка выползла из подвала, когда услышала канонаду и подумала, что пришли американцы (это был уже 1945-й год). Баронесса, увидев дочь у ворот дома ("Конечно, я была похожа на призрак. Желтый призрак".), лишилась дара речи.
Потом Одри заболела - желтухой, затем астмой. Обмен веществ не нормализовался у нее до конца жизни.
Через 10 лет критики примутся слагать восторженные оды ее таланту вообще, грации в частности и удивительным, "всегда как будто чем-то испуганным" глазам - в особенности. Все это вполне соответствовало истине. И лишь ее глаза были испуганными совсем не "как будто".
Одри Хепберн 1944 год
...Пока шла война, казалось: просто выжить - это уже счастье. Но после ее окончания людям снова понадобились деньги, машины, платья, драгоценности и кино. Баронесса ван Хеемстра вспомнила, что абсолютно разорена, поняла, что помощи ждать неоткуда, и перебралась из маленького Анрема в большой Амстердам. Она работала экономкой, кухаркой и горничной в семье каких-то зажиточных плебеев и подолгу плакала, вспоминая о подсвечниках и сервизах из своей прошлой аристократической жизни.
Элла ван Хеемстра и Одри Хепберн, около 1946 года.
После войны она прочла дневник Анны Франк. Он потряс Одри. Еврейская девочка, два долгих года скрывавшаяся от фашистов в убежище, но кем-то преданная почти в самом конце войны, была ее ровесницей. В их судьбах было много похожего, и Одри читала дневник не как книгу. «Это была моя собственная жизнь... Она произвела на меня глубочайшее впечатление, круто переменив меня». Но Анна погибла, а Одри выжила. И всем своим существом глубоко ощущала ценность каждого дня, подаренного судьбой. «Многие из нас живут как бы на поверхности, не понимая того, как чудесно просто жить», — говорила она...
Редкие модельные фотографии Одри Хепберн в 1946 году
А пока 17-летняя Одри решила стать балериной. Правда, танцевала она из рук вон плохо, но именно балет казался девушке тем прекрасным, что может спасти ее мать от слез и отчаяния. В школе Сони Гаскелл, исполняя очередное неуклюжее па-де-де, Одри попалась на глаза режиссеру Чарльзу ван дер Линдену, который как раз искал актрису на эпизодическую роль стюардессы в своем фильме "Голландский язык за семь уроков". То обстоятельство, что стюардесса по сценарию была упитанной и невоспитанной, а Одри - застенчива и почти прозрачна, не смутило режиссера ни капли. Ведь, как оказалось впоследствии, пройти равнодушно мимо очарования Одри не мог ни один режиссер: Чарльз ван дер Линден просто стал первым в этом бесконечном списке. Остальным же пришлось подождать еще пять лет, пока она вволю намыкается, намучается, возьмет еще сто пятьдесят уроков танцев в Лондоне у легендарной мадам Рамбер, расстанется с идеей стать второй Анной Павловой, натанцуется в каких-то ширпотребных кордебалетах и невнятных мюзиклах, поработает фотомоделью у третьесортных фотографов... Последние будут поражаться: как эта субтильная барышня в строгих английских костюмах и неизменных белых перчатках бесстрашно соглашается позировать над обрывом или на крышах домов? А она лишь удивлялась: разве, пережив оккупацию в Анреме, можно всерьез бояться высоты?..
Эта фотография была сделана голландским фотографом в Арнеме, в 1946 году, вероятно, в Арнемской консерватории, где Одри брала уроки танцев, когда ей было 16 лет
Будущая звезда не искала славы. Она искала средства для относительно безбедного существования, вот и все. "Потом, - думала Одри, - я выйду замуж и рожу ребенка. Нет, лучше двоих. Или даже троих. Мама забудет о нашем разоренном особняке в Анреме. Муж будет любить нас всех, мы будем жить долго и счастливо. Это будет... когда-нибудь. А пока нужно еще поработать". Так она мечтала и не слишком привередничала, когда подворачивалась какая-нибудь проходная ролька в очередном дурацком фильме. А если не подворачивалась - рекламировала средства от перхоти, от веснушек или от тараканов. И пока режиссер "Римских каникул" Уильям Уайлер размышлял, стоит ли брать на роль принцессы никому не ведомую (хоть и невероятно обворожительную) девочку из рекламы, знаменитая автор женских романов Колетт увидела Одри на съемках какого-то фильма в Монако и тут же дала телеграмму в Нью-Йорк: "Я нашла мою Жижи! Это сущее очарование!!!"
Одри на рождественской вечеринке изображает русскую казачку 1949
"Жижи" стал самым хитовым бродвейским мюзиклом сезона. Это произошло так стремительно, что Одри даже не успела толком никому объяснить, что она, в сущности, никакая не актриса... Правда, что-то такое она пыталась пролепетать. Но баронесса ван Хеемстра безошибочно почувствовала - начинается новая эпоха, а ее гадкий утенок с тощей шеей вот-вот превратится в прекрасного лебедя. И приказала дочери не раздумывать, а поскорее собираться в Нью-Йорк.
Элла ван Хеемстра и Одри Хепберн, около 1946 года.
Так получилось, что слава пришла к Одри раньше, чем настоящая любовь, а деньги давались ей легче, чем дети.
Одри уже вручили "Оскар" за роль принцессы Анны, ее уже боготворил весь мир, когда она наконец влюбилась сама - да так, что забыла обо всем, включая маму. Хотя выбор Одри был, бесспорно, ужасен. Во-первых, он был актером, что само по себе не внушало баронессе ни капли оптимизма. Во-вторых, алкоголиком. В-третьих, имел репутацию отъявленного донжуана. Наконец, он был женат!
А Одри и слушать ничего не хотела.
Они познакомились на съемках фильма "Сабрина". Ее партнерами по фильму стали Хэмфри Богарт и Уильям Холден. Первого, известного на весь Голливуд забияку и грозу юных дев, Одри просто не заметила, потому что уже влюбилась во второго. И он, конечно, ничего не имел против. А Богарт злился, скандалил и буянил - мало того, что роль дали не его очередной жене-актрисе, а какой-то тощей пигалице, так она еще и предпочла ему другого! Все это изрядно осложняло съемки, но какое дело Одри Хепберн и Биллу Холдену было до фильма?! Их так влекло друг к другу, что ассистенты, заходя по какому-нибудь делу в ее вагончик и заставая там Холдена, испытывали неловкость - хотя между ними ничего такого не происходило, они лишь сидели и смотрели друг на друга.
Одри смирилась с тем, что ее избранник часто впадает в депрессию и выходит из нее посредством истерик и виски. Она смирилась и с тем, что в его прошлой жизни было много всего, а в настоящей существуют жена и двое детей, и что уик-энды приходится проводить одной в своей скромной квартирке на Уилшер-бульваре. Единственное, с чем она не смогла смириться, так это с его признанием: из-за перенесенной операции Уильям больше не сможет иметь детей.
В ту ночь она рыдала так, как еще никогда до этого и уже никогда после. Утром сказала ему, что все кончено. И ушла. А через год вышла замуж за другого актера - Мела Феррера, все еще продолжая любить Билла, все еще рыдая по ночам от безысходности своей любви, все еще страдая, что Холден залечивает свою рану классическим способом - еженощной сменой партнерш.
У Мела были спортивная фигура, хорошо подвешенный язык, неоконченное принстонское образование, лысина, огромный список ролей, уходящая слава, кое-какой опыт в режиссуре и, самое главное, - никаких проблем со здоровьем. Они вместе репетировали "Ундину" и после шумного успеха пьесы тихо поженились.
Произошло это в Швейцарии, куда Одри, абсолютно выжатая новой ролью и непомерным бременем славы, поехала отдохнуть по рекомендации врачей. К тому же у нее обострилась астма. Как когда-то в детстве, Одри снова было трудно заставить себя есть, и она почти не могла разговаривать. Целебный горный воздух, отсутствие нью-йоркской сутолоки и чудесный вид на озеро Люцерн быстро вернули ее к жизни. Через месяц она отправила Ферреру в подарок платиновые часы с выгравированной на них надписью: "Я без ума от этого человека". Он примчался и сделал ей предложение. Одри была чудо как хороша в белом подвенечном платье от Пьера Бальмена и сама украшала часовенку, в которой они венчались, белыми гвоздиками и своими любимыми ландышами... Баронесса ван Хеемстра не успела помешать свадьбе, хотя и чувствовала, что ничего хорошего из этого брака не выйдет.
Она оказалась права. Первая беременность Одри Хепберн закончилась рождением мертвого ребенка. Первая ее совместная работа с мужем в картине "Война и мир" - полным провалом. Первый год их супружества тоже был далек от совершенства - как, впрочем, и все последующие. Одри больше всего волновало отсутствие детей, а Мела - собственная актерская карьера, летящая ко всем чертям. Одри, конечно, старалась помочь как могла. Она соглашалась сниматься в новой картине только при условии, что там найдется роль для Мела. (Из-за чего иногда играла в плохих фильмах и отказывалась от хороших.) Не в силах соревноваться с женой по части таланта, Мел пытался ею руководить. Он даже писал за нее интервью, и, произнося заготовленные фразы, Одри казалась журналистам надменной и глупой. "Ну и пусть, - думала она, - зато он будет со мной, и я рожу от него ребенка".
Через несколько лет она действительно снова забеременела. И опять не смогла сохранить ребенка, потому что на съемках "Непрощенной" упала с лошади и почти месяц неподвижно пролежала в постели. А потом вернулась к работе в ортопедическом корсете и снова села на лошадь.
...Опять бегство в Швейцарию, опять невозможность есть, опять две пачки сигарет в день. Она отказалась от Клеопатры (и эту роль сыграла Элизабет Тейлор - за гонорар в миллион долларов), от роли Марии в "Вестсайдской истории" (Марией стала Натали Вуд)... Снова, как в детстве, Одри заключала пакты с Господом Богом: "Я буду послушной девочкой, буду хорошо себя вести и не стану сниматься в кино, только сделай так, чтобы у нас был ребенок". Господь вроде бы сжалился: в I960 году тридцатилетняя Одри наконец родила мальчика и назвала его Шон (что означает "дар божий"). Малыш весил больше четырех с половиной килограммов, его мама - около пятидесяти, но она уверяла всех, что это было совсем не больно".
Казалось бы, отныне все проблемы в жизни Одри Хепберн навсегда останутся позади. Однако этого не произошло.
Теперь у нее был ребенок, но не осталось любви. Может быть, потому, что она все-таки нарушила свои обещания Богу, с блеском сыграв в "Завтраке у Тиффани", "Моей прекрасной леди" и "Как украсть миллион". А скорее всего потому, что Мел по-прежнему не мог смириться с ее удачами: Одри уже ставили в один ряд с Ширли Маклейн и Элизабет Тейлор. В отличие от них Одри не находила удовольствия в беспрерывной смене мужей и делала все возможное, чтобы сохранить Мела... "Мое детство закончилось в тот день, когда отец ушел из дома, - много лет спустя напишет она, - мама не разрешала мне плакать и скучать по нему. И я так боялась за Шона, что поклялась не расставаться с Мелом". Для того чтобы это все-таки произошло, потребовались еще пять лет и три выкидыша.
Второй муж Одри являлся полной противоположностью героев всех ее прежних романов. Андреа Дотти был моложе Одри на десять лет и имел репутацию неплохого психоаналитика, специалиста по женским неврозам. Он был аристократом, итальянцем, балагуром и весельчаком. К то муже давно и безнадежно в нее влюбленным - еще со времен "Римских каникул". Когда в Риме снимался этот фильм, Андреа случайно оказался в толпе зевак, и Одри показалась ему чудом. Чем-то вроде ангела или феи из сказки. Как всякому итальянскому мальчишке, Андреа не составило труда протиснуться сквозь толпу, поднырнуть под ограждение, и - мама миа! - фея оказалась живой! Он даже смог дотронуться до нее и последующие три года думал о ней каждую ночь. В каком-то смысле Одри Хепберн стала его первой женщиной...
Ей было 39, ему - 30, но она запретила себе об этом думать. Не читала газет, которые, казалось, писали только об их романе. Не советовалась с подругами (впрочем, у нее и не было задушевных подруг). Не думала, что скажет по этому поводу мама. На этот раз на свадьбу Одри надела розовый костюм от Живанши - и опять поверила в счастье. Тем более что Шон, кажется, всей душой полюбил своего нового папу.
Они жили в Риме, из окон был виден Тибр, свекровь дарила молодым всякие прелестные антикварные штучки, и Одри впервые в жизни обрела возможность бездумно бродить по магазинам, часами подыскивать Андреа запонки и выбирать очередной галстук. Иногда они все вместе, втроем с Шоном, ходили в кино. Оказалось, что смотреть фильм гораздо легче и полезнее для здоровья, чем в нем сниматься. И однажды, сидя в темном зале, Одри пообещала себе, что больше никогда и ни за что не будет этого делать.
Так она во второй раз отреклась от кинематографа. И по странному совпадению Бог снова дал ей ребенка. Мальчика назвали Лукой. Она еще раз стала матерью - и опять почувствовала, что теряет мужа. Правда, теперь причина была не в ее славе. Газетчики с романа Андреа и Одри переключились на романы Андреа и Франчески, Андреа и Паолы, Андреа и... Статьи сопровождались фотографиями: вот молодой муж и отец обнимает пышную брюнетку, вот целуется с хрупкой блондинкой. "Он итальянец", - уговаривала себя Одри, кусая губы. "Он еще слишком молод", - напоминала она себе, глотая слезы. "Он все равно любит меня", - думала она, когда супруг появлялся с цветами в руках и безо всякой вины во взгляде, шутил, строил забавные рожицы, рассказывал смешные случаи из жизни своих пациенток.
Однако после того как в прессу попали недвусмысленные снимки, на которых Дотти был запечатлен с известной в Риме потаскушкой, Одри поняла, что ее собственные римские каникулы подошли к концу. И ни один человек в мире не может их продлить. Она попробовала принять это спокойно, старалась убедить себя, что счастья на всю жизнь не бывает. И сама себе не поверила.
"Бывает, - сказала себе Одри. - Просто, видимо, я не там его ищу". И отправилась на поиски снова.
Она снялась во многих фильмах, снова вышла замуж, и в этот - единственный! - раз ее мама, баронесса ван Хеемстра, осталась довольна выбором дочери. Потому что муж Одри - Роберт Уолдерс - оказался вполне приличным человеком. Она вновь стала блистать на светских приемах - невероятно элегантная, в нарядах от своего любимого Живанши, и мир опять заговорил о ее королевских манерах, изяществе и простоте. Одри разводила ландыши в своем саду, работала в Детском фонде ООН. Ездила в Бангладеш, Судан, Эфиопию, Вьетнам, Сальвадор - в те места, которые ничем не напоминали райские кущи, потому что там шли войны и голодали дети. А Одри старалась сделать так, чтобы каждому из этих детей достался хотя бы кусок хлеба - может быть, потому, что сама хорошо помнила вкус луковиц тюльпанов.
Была ли она счастлива, нашла ли то, что искала. Просто любовь, которой так не хватало... Наверное, да. Ведь она любила сама.
Когда Одри Хепберн умирала, рядом с ней были все мужчины, которые ее любили, - оба сына, Робби Уолдерс, Мел Феррера, Андреа Дотти и Юбер де Живанши. Кажется, она сказала им, что счастлива...
Члены театральной труппы идут в Кембриджский театр на репетицию постановки "Соус Тартар", 1949. Слева направо: Од Йоханнсен (Aud Johannsen), Нина Тараканова, Одри Хепберн и Марлана (Marlana).
Одри Хепберн, Од Йоханнсен и Энид Смидон (Enid Smeedon) из шоу "Соус Тартар" позируют с блоком льда на крыше Кембриджского театра в Лондоне. 28 июня 1949 года.
Девушки из кордебалета. Театр Кембридж, Лондон, 1949
