Страна чудес Рины Зелёной.

«Люди часто интересуются моей фамилией, — вспоминала актриса. — Одни спрашивали, почему я выбрала такой псевдоним, а другие уверяли меня, что я родилась в Одессе и что я дочь одесского градоначальника Зеленого, поэтому у меня такая фамилия. Мне приходилось отказываться от такого родства просто потому, что у меня был свой отец, хотя и не генерал».

Екатерина Зелёная родилась 7 ноября 1901 года в Ташкенте.

Старшие дети в семье Зеленых обращали мало внимания на младших. Муся предпочитала общество кавалеров и подруг, Иван мог уйти в ночь на рыбалку и вернуться утром, увешанным змеями, а младшая Зина была готова помочь каждому, в то время, как Кате нравилось руководить ею. Перед сном, укладываясь в постель, Катя могла сказать Зине: «Поди, закрой дверь!» Зина возражала: «Ведь тебе ближе, закрой сама!» Катерина вставала, шла от своей кровати к двери, измеряя шагами расстояние. Потом считала шаги от двери до ее кровати, ложилась и говорила: «От тебя на два шага ближе. Закрой дверь!» И Зина закрывала.

Когда Василия Зеленого перевели из Ташкента в Москву, Катерину определили в гимназию фон Дервис, в Гороховском переулке. Это было дорогое учебное заведение, где учились девочки из состоятельных семей. Катя Зеленая на их фоне резко выделялась — она была одета хуже других, ее пальто и форма были сшиты из дешевого материала, а сама она любила запрыгивать в трамвай на ходу и лазить по деревьям, чем привлекла к себе внимание учеников всей гимназии.

Зеленой было почти двенадцать, когда началась Первая мировая война. Поскольку немцы стали врагами, гимназистки демонстративно перестали учить немецкий язык, и Катя в их числе. Позже она рассказывала о своем детстве: «В нашей семье никто ни с кем не дружил. Были как бы составные части, которые, сложенные вместе, назывались «семья». Мама и отец — совсем не подходящие друг другу люди. Аккуратный во всём, педантичный в мелочах, незначительный интендантский чиновник—служака берёг каждую копейку более чем скромного жалованья. По воскресеньям отец сам ходил на базар, стараясь купить всё как можно дешевле. Мама, очень молодая (её выдали замуж шестнадцати лет), так и не привыкла к нему, старшему, в очках, несимпатичному, с усами и бородкой. Её легкомыслие даже в те годы, когда это качество было присуще всем дамам, особенно молодым, было удивительным и поражало даже её близких подруг. Не было в доме такой вещи, которую мама не могла бы отдать кому угодно. Это была вроде доброта, но удивительно бессмысленная. Вообще же всё было «как у людей». Был даже инструмент — старшая сестра училась играть. Так было принято, чтобы девочки умели бренчать на пианино. Приходила учительница. Но сестра могла сбежать куда угодно, а чтобы урок не пропадал, заставляли учиться меня, поймав за шиворот где—нибудь на дереве. С тех пор я не могу привыкнуть любить музыку. И так всё. Мама нанимала немку, но, когда та входила в дверь, брат вылезал в окно и исчезал. А денег было мало, и потом, зимой, мы с младшей сестрой оказывались без пальтишек, которые мама уже успела продать старьёвщику. Но когда во двор приходил продавец пирожных (они лежали в стеклянной витринке, подвешенной на ремне через плечо; продавец ставил её на деревянную подставку, и все маленькие дети во дворе окружали его и смотрели, не отрываясь, на розовые, голубые воздушные кремы этих соблазнительных недоступных изделий), выходила наша мама и говорила: «Ну, все возьмите по одному пирожному». Продавец открывал стеклянную крышку, и мы долго выбирали и долго потом ели лёгкие кремы, протыкая их пальцем и облизывая руки, пока не исчезало всё, оставляя лишь воспоминания о чём—то прекрасном. Мама расплачивалась с разносчиком, а потом наступала минута другой расплаты — отчёт перед отцом в конце месяца, когда выяснялось, что у кого—то взяты деньги в долг, надо отдавать, что она уже продала материю, из которой он должен был сшить себе новую форму на будущий год, ну и так далее. Всё это кончалось скандалом». Вскоре мать Рины исчезла из дома, и целый месяц посылала домой, в Москву письма с петербургским штемпелем, а отец в ответ отправлял ей деньги и угрожающие телеграммы. Кончилось тем, что Надежда Федоровна вернулась в семью посвежевшая и похорошевшая. И жизнь Зеленых наладилась вплоть до революции.

Отец Кати Зеленой в 1918 году заведовал организацией вещевых складов у большевиков. Из Москвы его перевели на Украину, и однажды Надежда Федоровна получила от него письмо: отец звал их к себе в Одессу. Старшие дети — сын и дочь — остались в Москве, остальные поехали. В дороге Катя простудилась, и в Одессу приехала в тифу. А после приезда оказалось, что их никто не ждет — отец завел себе новую жену. Ехать назад было не на что, снимать жилье, покупать еду и дрова — тоже. Катя с мамой и сестрой остались в пустой комнате. Чтобы перед сном согреться, Катя выскакивала из холодной постели и танцевала с веером испанский танец — всем становилось весело, и они засыпали… Едва выздоровев, Катя стала искать возможность заработать. На улице она увидела объявление: «Прием в театральную школу». Она вошла и прочитала стихотворение Никитина «Выезд ямщика», насмешив актеров Певцова и Шатрову. Из восьмидесяти юношей и девушек они приняли в школу двадцать два человека, и в том числе и Зеленую. Театральное училище Екатерина окончила в 1919 году.
Дебютировала на сцене она во время гражданской войны, выступив со своей театральной школой перед красноармейцами под Царицыном. Ей нравились актеры, которые с ними занимались. Актер Карпов часто повторял: «Актер никогда не должен хлопотать мордой». И еще: «Если вас убивают в четвертом акте, нельзя уже в первом выходить с убитым видом». А убивали тогда не только на сцене, но и на фронте, и даже на улице. Актеры—педагоги нередко приезжали в театр прямо с выступлений в воинских частях или на заводах, с «гонорарами» в руках (полбуханки черного или березовое полено).

Первыми театральными подмостками Екатерины Зеленой в 1921 году стал старый подвал в Одессе, где разместилась любительская труппа под названием «КРОТ» — «Конфрерия Рыцарей Острого Театра». Ей руководил Виктор Типот, химик по образованию, а в будущем — знаменитый режиссер и автор первых советских оперетт «Свадьба в Малиновке» и «Вольный ветер». Екатерина много пела, танцевала и играла по пять ролей в один вечер. Программа менялась каждую неделю, и приходилось много работать. Деньги Кате были очень кстати, так как ей нужно было кормить семью. Правда, вскоре в «КРОТе» нашлось место и для Зинаиды, которая стала выступать как балерина.

В «КРОТе» актеры сами сочиняли или переводили пьесы, сами шили костюмы. Бедность заставляла хитрить. Актера спрашивали: «Вы спиной к залу поворачиваетесь?» Если нет, костюм делался только «с лица», а сзади затягивался веревкой или куском бязи. В худсовет входили Вера Инбер, архитектор Евгений Левинсон, создатель будущей школы электрохимии Александр Фрумкин. Вера Инбер сочинила себе и Рине Зеленой диалог двух кукол — французской куклы Мариетты и русской Матрешки. В финале шли куплеты:

Я — Мариетта, родом из Прованса,
Люблю поэта Анатоля Франса.
А «Матрешка» в ответ:
А у нас есть свой поэт Московский —
Владимир Владимирович Маяковский.

Виталий Вульф рассказывал: «Её выступления пользовались огромным успехом, она танцевала, пела, читала незатейливые стихи. Много шутила. Например, сдергивала с себя сарафан со словами: «Юбки — не надо, все будут рады!»
Тогда же Екатерина стала Риной. На первой в ее жизни афише имя «Екатерина» не поместилось, и актриса его сократила. Получилось коротко и удобно — Рина. Вскоре Рина Зеленая решила переехать в Москву, где появились в огромном количестве новые театры.

Приехав в Москву, Рина сняла шестиметровую комнатку, куда со временем перевезла из Одессы маму, Зинаиду и режиссера Типота с женой. Однажды на улице ей бросилась в газа нарядная и нелепая табличка: «Театр «Нерыдай!» Театр оказался самым популярным в Москве ночным кабаре. Артистам в кабаре полагался бесплатный ужин, и когда после выступления Зеленая выходила во дворик отдышаться, повар шептал ей: «Ну, дорогая, сегодня я угощу вас ужином! Пальчики оближете! Обратите особое внимание — пирожки с нутром телка».

Зеленая пела там песенки на тексты Веры Инбер и Николая Эрдмана. Музыку к ним писали Матвей Блантер и Юрий Милютин. Зал кабаре был оформлен в русском стиле. Большая директорская ложа в виде русской печи, отгороженные перегородками ложи завсегдатаев. Свободных мест обычно не бывало. Между столиками бегали половые в рубахах и штанах. Один большой стол, с лавками вместо стульев, выделялся особо. За ним сидели артисты, писатели, художники. И меню было для них особое — недорогое, но тоже вкусное. Сюда забегали актеры из всех московских театров, пересказывали театральные сплетни, читали стихи.

Придумал и создал «Нерыдай» комик петроградской оперетты А. Кошевский. Его «правой рукой» был Георгий Тусузов, он вел конферанс вместе с Марком Местечкиным. Работали здесь и Игорь Ильинский, и Михаил Гаркави. Кошевский сопротивлялся, но против этих замечательных актеров не устоял, и программа стала иной: не для ресторанных посетителей, а для тех, кто пришел ради артистов. Часто приходили ужинать Асеев, Крученых, Мариенгоф, Ардов, из Петрограда приезжали Козинцев, Трауберг, Кулешов. Атмосфера в театре была особая, располагающая к игре, к сочинительству. Кто—то придумал ввести в программу жанр «эпитафии». Вот пример одной из них:

Постой, прохожий, и пойми,
И основательно прочувствуй:
Кошевский здесь полег костьми
За это самое искусство.
Он умер, проронив слова:
«Я сделал все—таки немало…»
Недаром целая Москва
Над этим гробом «нерыдала».

Не забывая о своих товарищах по одесскому «КРОТу», Рина Зеленая сделала все, чтобы Типот с женой перебрались в Москву, и устроила их в «Нерыдай». Когда Типот поссорился с Кошевским, она приняла сторону Типота, ушла из театра и оказалась в петроградском «Балаганчике». Денег актерам почти не платили. Директор говорил, что дает своим артистам возможность дышать морским воздухом. Во время безденежья Рина ходила обедать к своей подруге по «Балаганчику», которая жила вместе с семьей. У самой Рины родных в городе не было, а был только пустой дешевый номер в «Англетере». Если же заводились деньги, она спускалась обедать в ресторан гостиницы.
После одного из концертов Зеленая познакомилась с Есениным. Во время исполнения номера Рины Зеленой и Леонида Утесова в зале началась перепалка и драка. Подробностей Рина не видела, но слышала перебранку. Позже выяснилось, что кто—то начал оскорблять Есенина. Он стал отругиваться, кто—то из публики вступился — и дошло до драки. На следующий день Есенин постучал в номер Зеленой в «Англетере». Он пришел извиниться за вчерашний скандал. Она сказала, что не сердится, и потом всю жизнь жалела, что ее единственный разговор с поэтом «был ни о чем и ни за чем».

Она еще работала в «Балаганчике», а ее уже позвали в Москву, в только создающийся Театр сатиры. В труппе был ее старый партнер Тусузов, и режиссер — Типот. Первый спектакль «Москва с точки зрения» был о приезжающей в столицу семье провинциалов, ее знакомстве с городом, с людьми и учреждениями, ее приключениях. В одной из сцен семья эта попадала в плотно заселенную квартиру. Открывались дверцы большущего платяного шкафа — там пила чай с поцелуями молодая супружеская пара. В одном из ящиков студент зубрил учебник и т. п… Спектакль имел огромный успех.

Дальнейшая театральная карьера Рины Зеленой представляла собой калейдоскоп из встреч, театров и событий. Вера Инбер, Игорь Ильинский, Эраст Гарин, Ольга Пыжова, Виктор Шкловский, Эдуард Багрицкий были ее партнерами или друзьями. Зеленая работала в театре «Летучая мышь» и Театре Сатиры. Ее очень любили зрители, и в парикмахерских Петрограда дамы просили постричь их под Рину Зеленую. В «Гостином дворе», куда Рина как—то зашла за покупками, приказчик сказал ей: «Товарищ Зеленая! Я вам, конечно, уступлю, но с условием — выходите побольше на «бис», а то больно скупы».
Несмотря на постоянную занятость в концертах и гастролях, Зеленая не представляла своей жизни без кино, и соглашалась на любой, самый пустячный эпизод. Большей частью именно эпизоды ей и предлагали. Впервые Рина Зеленая снялась в 1931 году в первой советской звуковой картине «Путевка в жизнь», где исполняла блатные куплеты в шайке бандита Жигана. Потом пленку случайно засветили, и в фильм вошел всего один эпизод с ее участием.
На одном из концертов произошла осечка: аккомпаниатор, с которым должна была выступать Зеленая, не приехал. Администратор уговорил актрису «исполнить что—нибудь». Она вышла на сцену и неуверенным детским голосом прочитала «Мойдодыр» Чуковского. Так в 1929 году родилось ее новое амплуа, породнившее ее с миллионами зрителей и слушателей. Амплуа называлось: «Риназеленая». Именно так писали ей письма малыши. И Зеленая записывала все, что удавалось подслушать и узнать в письмах.

Слава Рины Зеленой как исполнительницы «детских монологов» была велика, особенно в довоенное время. Если в кухню на коммуналке вбегал ребенок и кричал: «Рина Зеленая!» — кухня пустела. Соседи разбегались по комнатам к своим репродукторам. Ей приходили тысячи писем, с ней хотели дружить и те, кто воспринимал ее как обыкновенную девочку (телевидение появилось много позднее, и многие знали лишь ее голос), и те, кто знал, что это уважаемая, немолодая актриса, которую зовут Рина Зеленая. Актриса объездила десятки пионерлагерей, сотни школ. Выступала перед солдатами, академиками, спортсменами, учителями, выезжала в самые дальние уголки Советского Союза. В каждой статье о Рине Васильевне упоминалась ее поездка на Северный полюс.
Рина Зеленая умела находить с детьми правильный тон. Она разговаривала с малышами так уважительно, что они чувствовали неподдельный интерес к их делам. «Ты долго ломал эту машину?» — спросила она мальчика с остатками автомобиля. «Долго, — ответил он, — два дня».

Ее авторами стали Агния Барто, Сергей Михалков и Самуил Маршак. Многие тексты себе она сочиняла сама.

С Михалковым Зеленая познакомилась на корте — Зеленая была страстной спортсменкой. Она увлекалась теннисом, греблей в четверке, гимнастикой, коньками, и биллиардом в компании Маяковского. Второй сет прервал нескладный, длинный молодой человек и, заикаясь, предложил почитать со сцены его стихи. «Ждите, когда я проиграю!», — рассердилась Зеленая. Он дождался и отдал ей коленкоровую тетрадку. Первое стихотворение начиналось: «Дело было вечером, делать было нечего». Рина вспоминала: «На следующий день он позвонил, мы встретились и подружились. Михалков ходил на концерты, репетиции, слушал свои стихи. Отчасти восторгался мною. А друзья шептали: «Опять твой длинный сидит в зале». Если не было репетиции, мы ездили в пустых трамваях — мой любимый транспорт. Ходили по выставкам или просто помирали от смеха, рассказывая друг другу разные истории. А вечером после спектакля шли в «Жургаз», где Михалков съедал 6 отбивных — платила я, ведь я получала зарплату, а он еще нет. Мне казалось, что он всегда был голодный».

Она была отзывчивой, непрактичной, и вечно удивлялась — откуда у коллег берутся деньги? Ее карман всегда был пуст — гонорары мгновенно тратились на родных, друзей и светскую жизнь. Как люди шьют, укладывают чемоданы, готовят еду — все это было Рине непонятно. Она меняла квартиры — лишь бы их не ремонтировать. Если чувствовала голод, сообщала домашним: «Меня пора кормить». «Мне жалко себя, что никто никогда не узнает, какой у меня прекрасный вкус, — жаловалась Зеленая. — Мне достается всегда только то, что кому—то мало или велико. Мое первое пальто в 22 году, правда, было сшито на меня. Из серого солдатского одеяла!» Когда из Америки русским актерам в подарок прислали обувь, Зеленая взяла красивый ботинок, померила — он оказался как раз. Нашла второй, а дома обнаружила, что оба ботинка на одну ногу.

О своей жизни в то время Рина Зеленая рассказывала: «У нас у всех были свои дурацкие игры друг с другом. Актер Хенкин, тявкнув, как щенок, хватал актрис за ноги. Шутка. Хенкин клялся мне в любви, а я просила его дать расписку не кусаться. От этого некоторые падали в обморок. С Утесовым, где бы ни встретились, я гладила его по голове, как укротитель и говорила: «Цезарь, успокойся, ты молодец, Цезарь». А Утесов брал в рот чуть ли не всю мою руку и урчал, очень довольный. И только после этого мы здоровались».
На именины Рины друзьями обычно устраивался костюмированный бал. То «русский» — женщины в сарафанах, мужчины в красных рубахах, в программе цыган с медведем на цепи, скоморох, медовуха, катание с гор и даже дыба. В другой раз «римский бал»: в квартире водрузили шесть колонн, стены разрисовали матронами с амфорами, на дверь ванной повесили табличку «Термы», сами увенчали головы лавром и под управлением дирижера — Ириклия Андронникова — хором пели гекзаметры, сочиненные Михалковым.

Совместно с Агнией Барто Рина Зеленая написала сценарий фильма «Подкидыш» и сборник пьес для школьной самодеятельности. Сценарий «Подкидыша» был принят и без единой поправки. По ходу съемок выяснилось, что необходим еще один персонаж — домработница. Рина Васильевна буквально на съемочной площадке написала несколько сцен с участием несуразной тараторки Ариши и сыграла эту роль сама.

Потом Зеленая уговорила Григория Алексанрова отдать ей мужскую роль гримера в комедии «Весна», и актриса переписала ее на женскую. Она часто переписывала совершенно безликие, проходные роли, и импровизировала перед камерой, оживляя, вкладывая душу, характер в очередную секретаршу, поэтессу, тетку в автобусе, гувернантку, певичку, просто старушку, и роли эти становились маленькими шедеврами, персонажи оказывались крайне интересными, а реплики мгновенно разлетались в народе.

О создании «Подкидыша» Рина Зеленая рассказывала: «Сценариев ни я, ни Барто до этого не писали, как это делается, не знали, может быть, поэтому мы ничего не боялись и нас не пугали никакие трудности. Когда мы писали сценарий, было твёрдо решено, что роли взрослых должны исполнять самые замечательные актёры. Например, я предложила Ростислава Плятта и Фаину Раневскую, моих любимых актёров, хотя они ещё ни разу до тех пор не снимались в кино. Оставалось найти четырёхлетнюю героиню. И вот тут—то неожиданно начались мучения. Или родители были тогда несознательные и не отдавали своих детей сниматься в кино, или дети были в то время другие (они ведь ещё не смотрели по телевизору «Спокойной ночи, малыши!» и «Кинопанораму»). Во всяком случае, отыскать нужную девочку не удавалось никак. Найдём как будто подходящую — она разговаривать совсем не умеет. Другая, кажется, всем хороша, но настоящая бука, рукой закрывается. Как быть? Где же взять такую актрису, которая бы подходила по всем статьям? Ассистенты долго ли, коротко ли — ура! — вдруг нашли. Лучше не придумаешь! Все ликуют. Наконец—то наш очаровательный «подкидыш» — Наташка (Вероника Лебедева) стоит в кабинете директора картины, окружённая взрослыми, и непринуждённо со всеми беседует, как маленькая фея. Съёмочная группа в восторге от её болтовни, от кудрей и улыбки. Всем, всем хороша, ни одного недостатка! И только потом, во время съёмок, выяснилось, кого мы нашли. Внешность этого ангела ничего общего не имела с её характером. Хорошо помню эти ужасные дни. Весь съёмочный коллектив: оператор, осветители, актёры в гриме, костюмах, дети из детского сада с воспитателями — ждут за часом час. Чистые пруды перекрыты милицией. А Наташка ни за что не желает сниматься. Мама, которая воспитала это сокровище, тоже пытается уговорить свою дочку. Но та просто не обращает на маменьку никакого внимания. Тогда на помощь режиссёру бросаются приехавшие на съёмку авторы. Они—то уж твёрдо уверены, что прекрасно знают детей и сумеют уговорить одного несносного ребёнка. Куда там! Наташка топает ногами и начинает реветь. И вот в минуту полного отчаяния, когда оператор стал уговаривать эту злодейку хоть на минутку подойти к аппарату, вдруг она потребовала, чтоб тогда он подарил ей велосипед. Тот, конечно, пообещал подарить ей велосипед и вообще всё, что она захочет. Но тут подошла режиссёр фильма Татьяна Николаевна Лукашевич и спокойно ей сказала:

— Сейчас мы будем тебя снимать, только имей в виду, что велосипед тебе подарить никак нельзя. Этот велосипед принадлежит киностудии, и его никому нельзя подарить.

Оператор в ужасе! Всё пропало! Девочка вопит на весь бульвар. Но вдруг происходит неожиданное: она внезапно успокаивается, подходит к оператору и говорит:

— Ну, раз это не твой велосипед, давай я и так буду сниматься.

Это было настоящее укрощение строптивой. Очевидно, серьёзная простота, с которой обратилась к ней Татьяна Николаевна, была для неё столь непривычной, что с тех пор всё пошло прекрасно. Что касается моего участия в фильме «Подкидыш», то персонажа домработницы в картине не было совсем. Я присутствовала на съёмках как один из авторов, дописывая или меняя по ходу съёмок необходимые реплики. И вдруг однажды Лукашевич и Барто заявили мне, что нужен ещё один комедийный персонаж, который должна играть я. И так мне пришлось придумать роль домработницы и сниматься в «Подкидыше», импровизируя на ходу каждую сцену».
На съемках «Подкидыша» Рина Зеленая познакомилась с Раневской. Некоторые сцены фильма снимались на улице Горького, и толпа постоянно окружала съемочную группу. Через много лет Фаина Георгиевна вспоминала об этом: «У меня лично было такое впечатление, что я моюсь в бане, и туда пришла экскурсия сотрудников из Института гигиены труда и профзаболеваний». Слова «Муля, не нервируй меня», придуманные Риной Зеленой, стали мучением Раневской на всю жизнь. С того фильма Зеленая с Раневской подружились.

Но даже после съемок в «Подкидыше» Зеленую мало приглашали сниматься в кино. «Мне говорили «Рина, Рина», а снимали других, — вспоминала она. — Наверное, надо было выйти замуж за кинорежиссера, но мне это не приходило в голову. Да и им, наверное. Никита Михалков перед Домом кино однажды упал на колени: «Рина, ты моя любимая актриса». Я сказала: «Так дай мне роль, какую—нибудь самую плохую». Но он только поклялся в вечной любви, поцеловал. И так всю жизнь. А я страдала, как голодный человек».
Вторая мировая война застала Театр миниатюр, в котором работала Рина Зеленая, на гастролях. В Министерстве культуры было решено труппу не эвакуировать, а продлить гастроли на неопределенный срок. Когда гастроли закончились, артистов оставили в Куйбышеве. Во время войны Рина Зеленая много раз бывала с выступлениями на фронте. Сергей Михалков, будучи военным корреспондентом, в одной из заметок написал, что на передовой услышал горестный разговор солдат о том, как «чертовы фрицы вдребезги разбили Рину Зеленую». Оказалось, что во время очередного воздушного налета были разбиты пластинки с записями выступлений актрисы.

В Москве фашисты каждый вечер устраивали налеты на город, и на крыше дома, где жила Рина Зеленая, появилась зенитная батарея. Немцы старались попасть именно в нее. Дружинниками в доме были все оставшиеся мужчины: режиссеры, актеры и писатели. Они тушили зажигалки и убирали осколки снарядов от зенитки, установленной на крыше. Шлемы дружинникам не полагались, и Рина Васильевна просила мужа: «Ты надень хоть кастрюлю, а то тебе голову пробьет». На что супруг отвечал: «Я дворянин. Я не могу умирать с кастрюлей на голове!» А осенью 1945 года в Берлине Зеленая расписалась на рейхстаге. Она рассказывала: «Мне удалось втиснуться между фамилиями бойца—пехотинца и матроса на одной из колонн».

Первым мужем Рины Васильевны был юрист Владимир Блюмельфельд. Он был намного старше Рины, она вышла замуж восемнадцатилетней, и поэтому относилась к нему больше как к другу. Разница в возрасте давала о себе знать и вскоре они разошлись.

После развода с Блюмельфельдом Рина влюбилась в журналиста Михаила Кольцова. Но влюбленные часто расставались: Кольцов постоянно ездил в командировки в Женеву и в Италию. Кроме того, он был женат, и Рина Васильевна не стала разбивать чужую семью. Когда Кольцов надолго уехал в Испанию, она решила, что больше так продолжаться не может. По счастливой случайности она в тот момент встретила Константина Топуридзе, который был известным архитектором, автором фонтанов «Дружба народов», «Золотой колос» и «Каменный цветок» на ВДНХ. Он был главным архитектором Ленинского района Москвы и заместителем академика Павлова по охране исторических памятников. Сохранить Новодевичьи пруды, удалось именно Топуридзе. На одном из совещаний в Кремле он так горячо доказывал Брежневу и его окружению, что безнравственно уничтожать парк, засыпать пруды, в которых отражаются стены и купола монастыря, и строить дома для ЦК, что генсек под впечатлением его выступления произнес: «Этот парень любит свое дело, к его мнению стоит прислушаться».

Вся жизнь Рины Васильевны прошла рядом с Топуридзе, они прожили вместе сорок лет. «Все, что я знаю, я узнавала от него. Не было вопроса, на который он не мог бы ответить», — восхищалась Рина Зеленая своим мужем. Знакомство Зеленой и Топуридзе состоялось в Абхазии. Приятель—журналист как—то подвел к Рине красивого мужчину и представил: «Познакомьтесь, Риночка, это мой друг из Ленинграда, Котэ Топуридзе». Рина говорила: «Так в моей жизни образовалась новая профессия — жена архитектора. Сначала я думала: а, ерунда! Потом вижу: нет, не ерунда!».
Жизнь супружеской четы Зеленая—Топуридзе была переполнена работой. Обычно вечером, после того как у Рины заканчивался спектакль, они шли в гости, в Дом актера или на какое—нибудь представление. Котз охотно сопровождал Рину, хотя потом ему частенько приходилось всю ночь сидеть за чертежами и проектами. Они почти не расставались. Если Рине случалось ехать на гастроли или съемки, Котэ просил: «Чтобы каждый день было письмо! Читать его я, может, и не буду, но оно должно лежать у меня на столе». Сам же писем не писал, отправлял только открытки. И Рина ежедневно писала мужу обо всех новостях. Себя Топуридзе называл «тираном с очень мягким и отзывчивым характером».

У Рины Васильевны не было детей. Она воспитывала двух сыновей Котэ, с удовольствием проводила время с племянницей, уделяла внимание соседским детям. «Разве это нормально, как у людей? — сказала актриса однажды журналисту Глебу Скороходову. — Бездетная, я всю жизнь читаю за детей стихи и рассказы, и никого лучше детей в мире не знаю. Не повезло мне, хотя мать из меня могла получиться. Я разговариваю с детьми часами, как со взрослыми. И мне кажется, они меня признают».

Рина и Котэ любили гулять, взявшись за руки, и этой привычке не изменили, даже в преклонном возрасте. Гуляя по Москве, Котэ рассказывал жене то о старой церквушке, то об обитателях старинного особняка в каком—нибудь переулке. Он знал все о каждом доме, о каждой площади столицы. Иногда Рина делала вид, что обижается на его возгласы: «Как, ты не знаешь? Не понимаю! Я от тебя этого не ожидал. Прощу, если почитаешь мне вслух». И вечером с удовольствием читала ему какого—нибудь любимого автора.
Первый инфаркт у Котэ случился в 69—м. Это произошло ночью. Он стал сильно кричать во сне от боли. Когда его увезли в больницу, у Рины давление зашкаливало за двести, и повредилась сетчатка глаза. Через восемь лет у Котэ случился второй инфаркт, которого он не перенес. Когда начались поминки, она по настоянию сыновей заперлась у себя в комнате и вышла лишь тогда, когда все пришедшие разошлись.

Пока был жив Котэ, она своих лет не чувствовала. А после смерти Котэ быстро начала стариться. Рина Зеленая рассказывала: «Когда мне выдали новый паспорт, я посмотрела и не поверила глазам — там оказалось гораздо больше лет, чем я думала. Вообще неприятно жить в конце века. Едешь на дачу в электричке рядом с молодыми, слушаешь их и хочется закричать: «Возьмите меня с собой». Но я знаю, что мое место здесь, в 20 веке, где все мне дорого, где все мои друзья. У нас было много хорошего».

Потеряв Константина Тихоновича, Рина от переживаний почти ослепла. Чтобы хоть что—то видеть по телевизору, ей приходилось придвигать кресло вплотную к экрану. Рине даже сделали специальный бинокль. Но и это почти не помогало, и все домашние читали ей вслух по очереди.

«Никто не знал, что с Риной происходит, какие гадости или болезни, — говорил Гердт. — О них знала только она сама и не отвлекала человечество на свои проблемы». Поразительно легкий характер! Она даже находила в себе силы по—прежнему шутить. «Если у вас бессонница, считаете до четырех. Можно до половины пятого».
Когда Топуридзе не стало, она записала в дневнике: «Всю свою сознательную жизнь я прожила с человеком глубоко ученым, не говоря о таланте. Мне никогда не нужен был ни один словарь. А теперь, чтобы разъяснить что—то для себя, я должна спросить восемь человек».

Дневник она вела всегда. Записывала события собственной жизни, заседания в сатирическом клубе «Чудак», на которые ее приглашали, путешествия, гастрольные поездки на юг и на Крайний Север, целину, фронт… Потом она издала свои дневники под названием «Разрозненные страницы». Она не уставала делать открытия. Когда ей предложили слетать в составе группы из 13 артистов на Северный полюс, Рина согласилась.

— На Северный полюс? Рина, ты меня разыгрываешь! — не поверил муж.

— Какое там разыгрываю! Нет, Котэ, я действительно лечу. Через три дня!

— Но ведь ты только сегодня вернулась с гастролей. Я не видел тебя месяц! Какой еще Северный полюс?!! — с пол оборота заводится темпераментный Котэ.

— Прости меня, мой ангел! Что тут поделаешь? Полярники с дрейфующей льдины прислали запрос на артистов.

— Так… И что, кроме тебя желающих отправиться на Северный полюс не нашлось?

— Ну почему… Нас летит тринадцать человек: конферансье Борис Брунов, пара акробатов, арфистка Вера Дулова…

Рина вдруг осеклась и посмотрела на Котэ. Их глаза встретились, и ссора умерла, так и не родившись — супруги бешено захохотали. Просто обоим вообразилась одна и та же картина: на дрейфующей льдине, среди торосов — арфа, и Вера Дулова перебирает струны, осененная северным сиянием. Рине Зеленой и Константину Топуридзе часто приходили на ум одинаковые мысли.

Рина олучила полярное обмундирование — меховые рукавицы, доху, унты и прочее, и села в Тушине на самолет. Нарьян—Мар. Амдерма. Каменный мыс — Обская губа. Город Игарка — лесозавод, мерзлотная станция. Остров Диксон. Колымские Кресты. Малюсенький городок Хатанга, где впервые увидела белого медведя. Бухта Тикси. Везде были даны концерты. В бухте Провидения артисты выступали перед группой геологов и были потрясены: зрители шли к ним пехом 40 километров — туда и 40 — обратно. В бухте Угольной до шахтерского поселка гостей волокли трактором: прицепили огромное железное корыто на полозьях—бревнах, насыпали, как горох, мешки с почтой, людей, чемоданы. Арфу везли на тюфяках, на руках. На перелете из Анадыря к мысу Шмидта ритм полета вдруг стал неровным, моторы завыли. Оказалось — обледенение двигателя, винты заклинило, но до аэродрома дотянули. Потом актеры получили разрешение лететь на Северный полюс, на дрейфующую станцию. От Тикси до полюса летели больше 6 часов. Эмоции от того, что последняя цель путешествия достигнута, захлестнули всех, даже арфу — на ней лопнули все струны.

Все впечатления были занесены Зеленой в дневник: «Без ружья по лагерю ходить нельзя. На льдину всегда может прийти медведь. Они не любят долго плавать в холодной воде — бродят по льдинам… Когда медведь охотится, он закрывает свой черный нос лапой, чтобы на снегу его не было видно совсем, а когда он ловит нерпу, то ложится, обнимает лунку кольцом своих лап и сразу душит животное в объятиях, едва оно высунет голову из воды».

Вернувшись, Рина написала о поездке рассказ и развлекала им слушателей на всевозможных дружеских застольях. Директора Творческих Домов всячески зазывали ее к себе. Зиновий Гердт, близко друживший с Риной, вспоминал случай на 60—летии Твардовского. Поэт только что уволили из журнала «Новый мир» — и праздник получился невеселым. Но на дачу приехала Рина Зеленая, и сказала, что ищет Гердта. Незваную гостью усадили за стол, и Рина принялась теребить Гердта: «Хочу выступить!». Гердт ответил: «Вы что, идиотка? Здесь цвет российской словесности, как же вы можете со своими штучками?». Но Зеленая настаивала, и Гердт сдался: «Перед вами хочет выступить…» А Рина его перебивала: «Вы что, идиот? Здесь собрался цвет российской словесности, как же я могу со своими шуточками»... Естественно, ее стали просить, и Рина выступила, и Твардовский от смеха катался по дивану. А потом сказал Гердту: «Зяма! Тронут, что вы позаботились обо мне, и в печальную минуту привезли Рину».

«После шестидесяти Рина Васильевна много болела, перенесла много операций, сильно сдала, — вспоминала племянница актрисы Екатерина. — Она буквально за несколько лет превратилась в старушку, сильно располнела… А ведь была такой красавицей в молодости, занималась спортом, очень эффектно одевалась. После болезни Рина Васильевна стала одеваться скромно, лишь бы быть незаметной, и очень стеснялась своего нового облика. Но именно такой ее узнал массовый зритель и полюбил!»

Актриса очень обрадовалась, когда ей предложили сыграть роль черепахи Тортиллы в фильме «Приключения буратино». Главным образом, потому что ее героиня должна петь. А петь Рина Васильевна любила. «Когда по радио теперь объявляют: «Романс Тортиллы». Исполняет Рина Зеленая», я чувствую себя тенором в опере», — говорила потом актриса. Кстати, песенка Тортиллы должна была быть на куплет длиннее:

Мне казалось, счастье рядом —
Только лапу протяни.
Но осенним листопадом
Пролетели лета дни.
Старость — все—таки не радость,
Люди правду говорят.
Как мне счастье улыбалось
Триста лет тому назад!

Рине Васильевна он очень не понравился: «Что такое «лапу»? Какую лапу? Нет у меня никаких лап!» И не стала петь.

Последней ролью, которую актриса сыграла в кино, стала миссис Хадсон. Работа над образом растянулась на семь лет, последний из фильмов о приключениях Шерлока Холмса был снят в 1986 году, когда Зеленой исполнилось восемьдесят пять лет, и по такому случаю она сказала режиссеру Игорю Масленникову: «Теперь называйте меня Руина Зеленая». Выступая по телевидению в посвященной ей передаче, актриса предположила, что этим образом ее кинокарьера и завершится. Только по традиции сетовала — «была таким же предметом мебели, как шкаф». В дальнейшем об этой роли Зеленая почти не вспоминала. «Об этой роли и говорить то особо нечего, — сетовала Зеленая. — Вот если бы фильм назывался «Шерлок Холмс и миссис Хадсон» — это другое дело».
Василий Ливанов рассказывал: «Мне было десять лет, и я с родителями находился в только что освобожденной Одессе, — рассказывает Василий Борисович. — Артисты прилетели на военных самолетах и выступали рядом с ними, на аэродроме. Рина Зеленая имела потрясающий успех! Ее просто купали в овациях. Тогда же родители меня познакомили с ней, сказав: «Это Вася». А она ответила: «Не успеете оглянуться, как у этого Васи вырастут усы!»

Настоящее удовольствие Рина Зеленая испытывала во время озвучания мультфильмов, где ей чаще всего приходилось озвучивать юных героев. Рина Васильевна никогда не ограничивалась готовым текстом. «Как все шаблонно!» — возмущалась она и аккуратно переписывала роль со своими пометками и исправлениями в школьную тетрадку. Именно благодаря ей по сей день популярны Вовка из Тридевятого царства, Лягушонок, который ищет папу, Щенок, пытавшийся понять, кто же сказал «мяу», и цирковое чудо Лошарик.
На исходе 80—х Рина Зеленая лишь изредка выезжая на творческие встречи, записи на радио или озвучание мультфильмов. Она почти ничего не видела из—за астигматизма, с трудом передвигалась после перелома шейки бедра, каждое утро делала «лежачую» гимнастику. Ее раздражала старость, но чувство юмора ей не изменяло «Бог покарал меня долголетием», — часто повторяла актриса. Однажды во время прогулки Рина Зеленая оступилась и упала в кусты рядом с дорожкой. Встать самостоятельно не смогла и стала дожидаться, когда кто—нибудь пройдет мимо. А дождавшись, сказала: «Обратите внимание! Здесь валяется Рина Зеленая! Она упала!»

Она много болела, и однажды оказалась в коме. Из—за болезни костей Рина стала заметно ниже ростом, и страшно стеснялась этого.

После смерти мужа Рина Васильевна решила больше не спать на супружеской кровати, а попросила родных поставить ей маленький диванчик, который назывался «Жесткая стрела». Узкий и длинный, красного цвета, его сразу же прозвали так в честь поезда «Красная стрела», курсирующего между Москвой и Питером.
— На этом диванчике любила отдыхать и Раневская, — вспоминала племянница Рины. — Помню, однажды в отсутствие Зеленой звонит Фаина Георгиевна и просит меня: «Сделай мне чаю, горячую грелку, я к тебе приеду поспать на «Красной стреле». Раневская приехала, покушала, легла отдыхать, и звонит Рина, мол, как дела. Отвечаю, что лежит у нас Фаина Георгиевна. «Зачем ты ее снова пустила в дом!» — в шутку отчитала меня Рина.

Самым любимым и желанным гостем в доме у Рины Васильевны, был ее друг Ростислав Плятт. Они часами болтали на французском языке, много шутили, репетировали концертные номера. Однажды они вдвоем разучивали песенку. «Марь Иванна, Марь Иванна, до чего ж вы хороши! Марь Иванна, Марь Иванна, я люблю вас от души», — пел Плятт. А рядом плясала Рина Зеленая. За всем этим со шкафа наблюдал кот актрисы Васька. Через некоторое время любимец начал сбрасывать со шкафа фигурки из бумаги, которые мастерила на досуге Рина Васильевна. Заметив это, Зеленая сказала другу: «Славушка, нам пора закругляться — видишь, зритель уже устал!»
Одним из последних ее появлений на публике был творческий вечер Марии Мироновой. Хозяйка вечера, стояла у микрофона, а Рина безучастно сидела рядом на стуле и дремала. Только однажды, когда подруга пустилась в какие—то совсем уж неправдоподобные воспоминания, приговаривая: «Вот Рина не даст соврать», Зеленая встрепенулась: «Ну почему же… Врите на здоровье!».

Последние годы жизни актриса прожила в центре Москвы, на Смоленском бульваре вместе с племянницей Тамарой Элиавой и ее супругом Юрием Хмелецким.
— Она и сама не знала дату своего рождения, — рассказывала Тамара Алексеевна. — Просто не придавала этому значения. Мы и дни рождения—то не отмечали никогда, только именины, которые были аж четыре раза в год. Ведь настоящее имя у нее было — Екатерина, а Рина получилось, когда в далекие 1920-е годы на афише просто не по—местилось полное имя… При ее жизни мы высчитали, что она родилась в 1901 году. Но позднее я нашла аттестат из гимназии, где было указано: родилась 15 ноября (по старому стилю) 1902 года. А в дневнике своем Рина написала однажды: «Мне уже 18 лет. Боже, какая старая!» И подписано: 1920 год. А вот то, что день рождения у нее 7 ноября, это выдумки энциклопедистов. Если по новому стилю, то родилась она 28 ноября.

В дом к племяннице актриса переехала в конце 1970—х и прожила там десять лет. В последние полтора года Рина Васильевна предпочитала подолгу оставаться в Доме творчества в подмосковном Матвеевском, где находился Дом ветеранов кино.

— В конце 1980—х у нас во дворе вырубили почти все деревья — расширяли Садовое кольцо, — говорил Юрий Антонович. — И Рине тут стало очень трудно дышать. Каждые двадцать дней мы покупали ей путевку в Дом творчества. Туда часто приезжали ее друзья, мы навещали, у нее была сиделка, так что покинутой она вовсе не была.
Ее друзья и знакомые удивлялись, что великолепной актрисе не было присвоено звание народной артистки СССР. Актер Василий Качалов написал эпиграмму:

И академик, и герой,
И мореплаватель, и летчик,
И музыкант, и переводчик —
Поклонников твоих здесь рой…
Какая смесь одежд и лиц,
Племен, наречий, состояний!
Из хат, из келий, из темниц
Сошлися все здесь для признанья:
Пора стать Риночке Зеленой
Народной, а не заслуженной.
В ответ Рина Васильевна смеялась: «Вот увидите, мне дадут его за сорок минут до смерти!» 1 апреля 1991 года Рине Зеленой собирались присвоить звание народной артистки СССР. В этот день великая актриса скончалась, и в правительстве не стали давать ход документам.

До последнего дня Рина Зеленая была окружена любящими родными и близкими. Она скончалась 1 апреля 1991 года, и была похоронена в Москве, на Введенском кладбище.
О жизни Рины Зеленой в 1982 году был снят документальный фильм «Снять фильм о Рине Зелёной». Авторы фильма - Зиновий Гердт и его супруга Татьяна Правдина. В нем приняли участие Зиновий Гердт, Рина Зеленая, Аркадий Райкин, Татьяна Пельтцер, Никита Михалков, Василий Ливанов, Виталий Соломин, Татьяна и Сергей Никитины, Валентин Берестов и другие друзья актрисы.